– Так все герои сначала к Бабе-яге идут, – то ли пошутил, то ли объяснил Дьявол. – Кто о герое узнал бы, если бы он сам о себе не рассказал? И все они стали героями после встречи с Бабой Ягой. А что с остальными случилось, которые не в ту сторону подались, история умалчивает.

– Ну, – мудро заметила Манька, вспомнив о покойниках в подвале. – А как же те, которые до меня приходили и живыми не остались? Значит, не в Бабе Яге дело.

– Не просить надо было, а требовать! А требование подкрепить делом, – не сомневаясь, обвинил покойников Дьявол. – Старушечка была – божий одуванчик, приходили к ней здоровые детины – заломи руки да согни в бараний рог. А она сама себе руки заломила – тот и ум потерял, не спросив ни себя, ни ее, а на что она их ломит-то перед ним…

– А стрелы куда подевались, когда я их в сердце втыкала?

– Куда они могли деваться, если в сердце твое вошли? Ясен день – прошли навылет, – рассмеялся Дьявол. – Мои стрелы не вдоль бьют, а поперек. Так вампира не убьешь, стрела убивает древнего вампира, который передачки туда-сюда таскает, но думаю, приятным сюрпризам на той стороне порадовались. Мой яд в яичной мути ложка дегтя в бочке меда горчит, открывая прыщи.

– А пусть не лезут на рожу нашу! – хихикнул Борзеевич.

– Торопиться нам некуда, вампиры никуда от нас не убегут. Теперь их очередь бегать за вами. Окопаемся тут, пока воевать не научитесь, нет в государстве более надежного укрытия, чем мои заповедники.

Манька вынула утку из рассола, нанизала куски на приготовленные прутья, сложила над костром, поворачивая из стороны в сторону.

– Как-то тихо железо снашивается, – расстроилась она. – Дома, бывало, купил лопату, не успел грядку перекопать, а она уже сгнила. И вил не напасешься. А это не железо, а черт знает что. И как дядьке Упырю после такого богатым не быть.

– Ты бы давно его сносила, если бы не прорастало прямо на тебе. Но убывает помаленьку. Последний комплект донашиваешь, – рассердился Дьявол. – Еще и Борзеевича подключили.

– Может, достанем меч, а железо после сносим? – расстроенно полюбопытствовал старик.

– Быстрее Баба Яга получается, – ответил Дьявол. – А неподготовленной в гости к вампиру идти не след. Нынче злые они, а Горынычи еще злее, Маня их источника силы лишила. Ну, если есть желание… Любой выбор уважаю, даже такой. Но, когда посадят на кол и придут побивать палкой, на мою помощь не рассчитывайте.

– Это не выбор, – осудила Манька, – это смерть. Зачем же еще палкой бить?

– Видишь ли, если человек не ступал по земле, пока был жив, в Аду он тем более не найдет куда ступить. Так до Суда и врачует вампира, подливая масла в огонь. Так разве он не на колу сидит или палкой его не бьют, если проклятие над ним продолжает висеть и вампир белее снега? До суда будет на колу вертеться и побои сносить. Судьи они, Манька… Строгие и справедливые. Спаситель сказал: «врагов же моих, тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною.»

Манька ужаснулась, представив себя на колу. Представила так ясно, как протыкает кол все ее внутренности, вырывая кишки вдоль позвоночника, будто видела и на себе испытала. И не удивилась – видела, а иначе откуда пришла эта ясная мысль? Опять вампиры пытали живую плоть, пока ее прицеп валялся в отключке. После того, как она побывала в Аду, земля ее ближнего часто показывала ей то, что творили вампиры на той стороне. Иногда во сне, иногда в чувствах и ощущениях. И она уже не пугалась и не удивлялась, досматривая до конца свои видения и объясняя земле, кто и для чего издевался над нею.

– Если поймают, мне хана! – вздохнула она. – Зачем я туда прусь? – осудила она себя.

– Не плакаться, а с гостинцами! – наставительно одобрил Дьявол. – А все едино смерть, если бы не заметила, что рядом иду. Помочь не могу, я Бог по сути, а не по признанию, караю и милую, но – Законом! Но могу научить.

– Был бы правильный Бог, – в сердцах бросила Манька. – А то все муки на меня собрал!

– Манька, я Бог Нечисти! Сердце мое безраздельно принадлежит вампиру. Любуюсь им и думаю: вот он, а вот я, но как мы похожи! Я перед Бездной боец, он передо мной боец. У меня есть Сад-Утопия, и его окружает Сад-Утопия, у меня есть Ад, и он не отстал. Я творю всякую тварь в своей земле, и он творит в земле своей тварюшек, я Судья, и он судья, я молюсь Небытию, и он молится Небытию, я поставил себя над костью, и он… Стоит ли сердиться на муравья, если оставил тебя без внимания? Впрочем, – Дьявол с грустью задумался, – с человеком такое может статься! И муравей ответ держит, если прополз по человеку. Ну, муравей, ладно, а стадное поголовье бизонов, чем человеку помешало? Не лает, не кусает, телится, доится, травку щиплет.

– Как чем, а пастбища? – усмехнулась Манька.

– Волшебное слово «надо!» – и человек умер, не успев родиться, – Дьявол вошел в свое обычное состояние, оставив депрессивный тон. – Сорока миллионам бизонов поживиться было чем, еще пара миллионов свиней, коров и лошадок упали бы с голоду? Теперь слоны и киты. И пустыня не радует – скорпионы под ноги бросаются. Человек не создавал, чего ему церемониться? И безжалостно вырывает мои глаза и уши. Пусть распнет меня человек и ограбит, думаю я, когда вижу, с каким цинизмом преподносит вампир «Здравствуй Папа!». От меня не убудет. Я помогу поднять его ношу и донести до границы моих владений и остановлю себе всякую мысль, которая бросилась бы ему вслед и прокричала: «Ты убил меня!» Разве есть человек, который понес бы на своих плечах мертвого слона или тех же бизонов? Человек человека убивает и не совестится. За благополучие в целом всегда приходится чем-то жертвовать – если план сработает, а он сработает. – глаза Дьявола заблестели, в глубине их снова загорелся голубой огонь, – не такие стада народятся!

– Ты сначала занимаешь позицию «моя хата с краю», а потом плачешь о китах и бизонах, – укорила Манька. – Есть те, кто жизнью рискует, чтобы кита спасти, а ты их на землю вымениваешь, объявляя осликами.

– Это загадка, на которую я не могу поднять руку, – строго произнес Дьявол. – Сама подумай, сколько бы вампир не издевался над человеком, человек все равно к нему идет на поклон. Есть в нем нечто, что приятно пахнет. Представь, пал вампир в поле. И пришел бы я и сказал: вот, Маня, освободил тебя от того, кто ездил на твоей спине долгие годы – подала бы мне руку-то? Не исторгла бы на меня проклятие, если бы я ударил вампира на твоих глазах? Вроде великое сделал дело – но кто как не ты, бежала бы с поля без оглядки? Зато вампир с радостью положит за тебя плату и порадуется, что поле ему досталось дешевле, чем если бы стал его выкупать. В том и разница. Человек не дорог мне, как вампир —благодарить не умеет. А нечисть правила знает, мудрость имеет – свою, богоумную мудрость. Я помогаю тебе не ради тебя, а ради земли, которой поклялся, что, если обретет сознание, станет больше, чем просто земля. Историю вспомни, как буквоед пресыщался и падал на ровном месте – и бил, и гнал, и поражал. Только Законом может спастись человек от моего гнева.

– Я Закон знаю только с твоих слов, – напомнила Манька.