Глядя вслед женщине, которая всю жизнь любила одногоединственного мужчину, я прекрасно осознавала, что, возможно, разделю ее участь, но моя пилюля будет более горькой.

Впереди меня ждало новое задание от корпорации, и выполнять его следовало в паре с Алексеем. К комнате, из которой мы обычно перемещаемся, я подходила на негнущихся ногах, внутри все сворачивалось узлом от страха, в душе проснулись и забурлили эмоции.

Вот осталось несколько шагов, я берусь за ручку двери, открываю…

На меня глянули зеленые глаза, полные нежности. Его горячие руки сжали мои, прикоснулись к ним губами, а потом Алексей склонился ко мне для поцелуя.

Я словно закаменела и ничего не могла с собой поделать. Сердце забилось часто-часто, мне даже показалось, что его можно услышать.

– Мне не хватало тебя. Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил он.

Я постаралась улыбнуться как можно естественнее.

– Уже все хорошо.

– Точно? Ты так странно смотришь…

Глядя на его улыбающееся лицо, мне хотелось наброситься на Алексея и высказать все, что я о нем думаю. Но нужно потерпеть. Наступит момент и для этого. Сначала нужно все узнать и насладиться местью.

– Нам пора отправляться, – напомнила я, и он, сжав мою руку в своей, начал прыжок.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

В этот же вечер от главы творцов поступило предложение посетить театр. Не знаю, сколько творцов из Цитадели согласились, но наша тройка решила принять приглашение.

Из всего репертуара была выбрана именно «Волшебная флейта» Моцарта, одна из любимых опер Лидии, поэтому она и князь тоже решили быть. Какое совпадение!

Одевалась я очень тщательно, и, как учила мама, платье было открытым, а весь мой облик идеально элегантным. Из зеркала на меня смотрела красивая утонченная девушка, глаза которой были пустыми и безжизненными.

Сопровождал меня, конечно же, Алексей, и я могла бы поверить, что его восхищение моим внешним видом искреннее, если бы не знала правды.

Улыбнувшись и приняв легкий поцелуй, я спросила:

– Алексей, вы любите оперу?

– Нет.

Посмотрев на слегка улыбающегося мужчину, я не удержалась от насмешки:

– Тогда зачем страдать и сопровождать меня на это мероприятие?

– Не могу же я отпустить свою невесту одну? Мой долг не позволяет мне этого.

Сердце пронзила боль, и я глубоко вздохнула.

– Конечно, как я сразу не поняла? Но нам, пожалуй, пора.

Выехали мы, когда еще не начинало темнеть, но путь от Цитадели был неблизким, это не прогулка по городу… Все это время я находилась в замкнутом пространстве с Алексеем, чем и решила воспользоваться.

– Знаете, меня в последнее время преследует страх.

Мою руку сжала горячая ладонь. Разинский был без перчаток, в который раз за последнее время. На кисти витиевато змеились узоры.

– Почему?

– Из-за гибели творцов, покушения на вас. Что, если следующей буду я?

– Я никому не позволю вас обидеть!

Ну конечно не позволишь, пока я полезна для тебя и твоей корпорации…

– Мне никто ничего не рассказывает, скрывают, и эта неизвестность сводит меня с ума. Словно мне не доверяют, – вздохнула я.

– Почему ты так думаешь? – нахмурился Разинский.

– Так и есть.

– Но мы ведь уже говорили о том, что доверяем друг другу. Об убийствах ничего не говорили, потому что ничего точно не известно. Я сейчас пытаюсь выяснить правду, и как только будет что-то конкретное, я сразу расскажу тебе.

– Ну конечно, – ласково проговорила я.

В оперу мы прибыли перед самым началом и, оставив внизу верхнюю одежду, сразу направились в ложу. Лидия с князем и Джеймс были уже там. А вот Корнейси я заметила не сразу.

Тот сидел чуть сбоку ото всех, у самой стены. Обзор у него был не очень хороший, но и целью его было не представление посмотреть.

После того как все обменялись приветствиями, глава творцов помешал мне сесть рядом с Алексеем.

– Разинский, мне требуется срочно переговорить с Ольгой, поэтому, думаю, ты не будешь против, если она уделит мне немного своего времени.

Это был не вопрос, и, несмотря на то что эта просьба не слишком понравилась Разинскому, ему пришлось уступить.

Лидия равнодушно скользнула по нам взглядом и снова повернулась к мужу, что-то ему нашептывая. Она сегодня должна была следить за реакцией Алексея, который устроился рядом со своим другом.

Еще несколько минут – и зазвучала музыка, а занавес поднялся.

– Почему опера? – тихо спросила я, склонившись к главе.

– Она всегда сильно раздражала Разинского, и я не думал, что он решится пойти. Надеялся, что слухи дойдут до него завтра. Но он здесь, и это даже лучше. Разделяющее нас расстояние и музыка не позволят ему услышать наш разговор, а вот понаблюдать он сможет. Не отказались еще от задуманного?

Я вспомнила разговор в карете.

– Нет.

– Тогда приступим, – хмыкнул Корнейси и поцеловал мне руку.

Взгляд Алексея я ощущала буквально кожей. Он явно все видел, но не мог ничего предпринять. Корнейси не делал ничего такого, что нельзя было бы объяснить обстоятельствами.

Все время, пока шел первый акт оперы, Корнейси вежливо со мной общался, шутил, улыбался, позволял себе легкие, но ничего не значащие прикосновения.

Я же изо всех сил старалась показать, что наслаждаюсь общением с главой творцов и как мне приятно общество этого мужчины.

Когда же занавес опустился и объявили перерыв, пришла пора моей расплаты за разыгранный спектакль. Из ложи я вышла с Корнейси, но затем меня перехватил Алексей.

– Я думаю, все самое срочное вы уже обсудили, – обратился он к главе отдела.

И, перехватив мою руку, предпринял попытку увести меня прочь. Но именно этот момент выбрал князь Меньшиков, чтобы выйти из своей ложи с довольно приятной на вид молодой женщиной младше его минимум в два раза.

Как вдовец, он мог позволить себе выбирать спутниц по вкусу.

Он окинул обоих своих сыновей непроницаемым взглядом. Мы стояли настолько близко, что не поприветствовать знакомого, а тем более родственника, это скандал.

Корнейси тут же склонился в поклоне, однако Алексей не удостоил родителя даже кивком и, отвернувшись, увел меня.

Поступи какой-то другой барон подобным образом по отношению к князю Меньшикову, его бы сгноили в тюрьме, но Разинскому все сходило с рук.

Несмотря на то что он творец, нашелся бы способ наказать его, но, по-моему, князь щадил сына и по-своему любил.