Она готова была уступить. Лишь бы избавиться от боли и от воспоминаний.

Лера из прошлого выбралась из глубины, вцепилась коготками за сознание и получила контроль. Захохотала, подставляя лицо дождю. Как раньше, много лет назад, когда жить было проще, а мир не казался таким уставшим и старым.

Вскочила, заковыляла, прихрамывая, к огромному старому дереву. Остановилась, изучая царапины на коре, подмечая и вспоминая детали.

Она почти узнала место, где находилась. Идти на запад, двадцать шагов по ковру из податливого мха. Грибная поляна. Точно. Заколотилось сердце. Обрадованно погладила торчащий из травы большой пень, будто встретила старого знакомого. На его поверхности расползлись старые шрамы от топора.

Лера точно знала, что скоро выйдет к нужному месту. К тому самому, где много лет назад вскапывала влажную землю и захлебывалась плачем.

Обошла пень, за ним — густой кустарник. Осмотрелась. Ей как будто открылась невидимая глазу тропа, из тех троп, которые не замечаешь до поры до времени, а когда заметишь — никогда уже не сможешь сбиться с пути. Тропа складывалась из старых елей и кривых березок, из опавших листьев и поросли мха, из валунов и родников.

Каждая капля дождя превращалась в острое лезвие, раздирающее кожу. Нервы будто оголились. Это сбивало. Несколько раз Лера пропускала ориентиры, проходила мимо нужного места, приходилось возвращаться, отыскивать заново.

Она вышла на небольшую поляну, когда уже начало смеркаться. Деревья будто сделались плотнее, выше, гуще, обступили со всех сторон и окончательно закрыли дневной свет. Ветер взбесился, не оставляя попыток сбить с ног.

Что-то першило в горле, заставляло глухо, с надрывом кашлять. Сил уже не оставалось.

Лера остановилась, не веря глазам. Это была поляна из её снов, из забытого, выпотрошенного прошлого. Разве что никто не бросил в траву открытый ноутбук, проигрывающий порно, не стояли у деревьев молчаливые зрители, не было ни отца, ни мамы, ни Пашки и никто не шептал в ухо слова колыбельной. Хотя, нет. Колыбельная всплыла — тихие нежные строчки — и с каждым словом, возникающим в голове, воспоминания оживали и обрастали плотью. Как ожившие мертвецы, как монстр Франкенштейна, они рвались наружу и от них уже нельзя было спастись.

А ведь ты всё это время именно спасалась, да? Бежала отсюда.

Она сделала несколько шагов, осматриваясь. Деревья вокруг шумели, шум нарастал и множился. Вспыхнули молнии, бледные отголоски света болезненно лизнули глаза. Лера зацепилась за что-то, опустила голову и увидела рукоять старого ножа.

— Это метка, — шепнула Лера самой себе. Она всё вспоминала. — Воткнула его в землю на краю свежей могилы, чтобы не забыть место и возвращаться.

Вот и вернулась, через десять лет.

Она больше не чувствовала боли, упала на колени и принялась сначала с остервенением вырывать пучки травы, потом рыть землю руками, как раньше. Загребала, швыряла, рвала податливые влажные корни. Вытащила нож — лезвие покрылось ржавчиной — и стала использовать как лопату. Хрипела, кашляла, шипела. Выгребала грязь и воду, обваливающиеся куски дёрна, снова копала, вгрызалась пальцами в прошлое.

Затем, спустя минут десять или же целую вечность, ткнулась ногтями о что-то твёрдое. Сердце заколотилось ещё сильнее. Дыхание спёрло. Вот сейчас бы свалиться тут замертво, как мечтала. В самый ответственный момент. В сгущающихся сумерках не смогла сразу понять — и вспомнить! — как выглядит детский гробик, но вот уже подцепила один его угол, вытащила, уложила в траву.

Гробик был совсем крохотный и очень лёгкий. Ткань давно рассыпалась в труху, обнажив подгнивающие доски.

Лера не могла оторвать взгляда. Горло набили раскалёнными углями. Заныли пальцы, и она обнаружила, что выдрала с мясом сразу три ногтя. Хлынули слёзы. Лера затряслась в судорогах, подтянула гробик к себе и обняла его, как младенца.

— Прости меня, — зашептала она сквозь частый громкий плач. — Ты должна была быть рядом, просто я не хотела тебя терять, не хотела расставаться. Я думала, что буду приходить сюда. Это должно было стать моим сакральным местом. Выражением моей любви к тебе… Настя, милая, прошу, прости! Я так долго искала тебя. Я не могла вспомнить, не могла найти…

Она обнаружила, что Леры из прошлого больше нет. Тишина в голове. Шум вокруг. Прислушалась к ощущениям и поняла, что Лера из прошлого забрала что-то ещё. Бесконечную тоску и самоуничтожающее чувство вины. Не было этого больше, а была грусть и, может быть, желание жить.

На краю поляны зашевелились тени, из них сформировался нечёткий силуэт. Он осторожно двигался к Лере. Вспышки молний выхватили из сумерек бледное красивое лицо Наты. Она остановилась, не дойдя нескольких шагов.

— Считай, весь лес облазила! — пыталась перекричать шум дождя и ветра. — Таким, как я, всегда везёт, не удивляйся! Мы должны закончить здесь и сегодня! Немного не так, как я хотела. Но все же лучше, чем ничего!

Лера не ответила. Осторожно поднялась, всё ещё сжимая гробик, баюкая его, как младенца. Слезы лились из глаз. Она подумала, что с Настей ничего не случилось, что время ничего не сделало с ней, можно открыть крышку и посмотреть.

— Что в руках? — крикнула Ната. — Покажи руки, Лера! Хватит, наигрались!

Молнии снова осветили поляну. Ната увидела гробик в руках Леры и громко, удивлённо охнула.

— Ты нашла её?

Лера сделала несколько шагов, огибая вырытую недавно яму. Её уже залило водой.

Прислонилась щекой к деревянному боку, вдохнула гнилой запах смерти. Строчки колыбельной начали растворяться, словно этот запах нарушил какие-то взаимосвязи в цепочке воспоминаний.

«Птицы уснули в саду…»

— Это моя дочь! — крикнула Лера. — Представляешь, я вспомнила! Откопала! Она здесь! Она всё это время ждала меня здесь!

Лера подошла ближе, раскачиваясь от усталости и от внезапного приступа то ли агонии, то ли истерики. Ната держала пистолет. Дождь размазал по её лицу тушь. Мокрые волосы прилипли к лбу, лежали на плечах и щеках. Ещё одна вспышка молнии коротким рассветом обнажила растерянность на лице Наты. Такой сцены она точно не ожидала.

— Лера, остановись. Стой!

— Я любила её больше всего! Мне очень, очень, очень плохо сейчас. Ты не поймёшь. Ты можешь быть идеальной во всём, Ната, но никогда не поймёшь этих чувств. Мне жаль тебя, сестричка.

Лера приблизилась, подхватила лёгкий полусгнивший гробик одной рукой, а второй замахнулась — и воткнула ржавое лезвие старого ножа Нате под ключицу. Лезвие вошло легко до рукоятки. Ната закричала, заваливаясь назад, вскинула руку с пистолетом.

Выстрел не просто оглушил — он с хрустом вырвал барабанные перепонки из ушей. Пуля, похоже, прошла совсем близко от лица. Левый глаз погас, будто его выключили невидимым выключателем. Что-то больно ударило по голове, Лера дёрнулась, теряя равновесие, но не отпустила рукоятки ножа, навалилась на Нату и упала вместе с ней, на неё. Выдернула лезвие и ударила ещё раз, под подбородок. Ната ударила её рукоятью по челюсти, зубы чиркнули друг о дружку и вроде бы даже сломались. Ещё одни, не страшно.