– Ваше высочество! – проревел он. – Ваше высочество… – Он подался вперед, обхватил тело руками, потом выпустил его, бросился через комнату, рывком распахнул дверь. – Сестра! – крикнул он, ворвался в соседнюю комнату, схватил женщину, не успевшую пробудиться от глубокого сна, и на руках полуотнес, полуоттащил ее к кровати хана.

– О боже мой! – пробормотала она, слабея от облегчения, что это не случилось, пока она была в комнате одна: этот размахивающий ножом, не знающий жалости телохранитель и все эти сумасшедшие орущие и скачущие люди вполне могли бы обвинить ее в его смерти. Окончательно придя в себя и ощущая дурноту, она вытерла лоб и прибрала волосы, чувствуя себя голой без своего головного убора. Быстрым движением она сделала то, что должна была сделать, закрыв хану глаза; в ушах у нее метались стоны убитого горем Ахмеда. – Никто ничего не мог бы тут сделать, ага, – говорила она. – Это могло случиться в любой момент. Он очень страдал, его время пришло, так лучше, так лучше, чем жить как растение.

– Да… да, наверное, вы правы. – Слезы Ахмеда были настоящими. Слезами облегчения. – Иншаллах. Иншаллах.

– Как это произошло?

– Я… я дремал, а он просто… просто охнул, и кровь потекла у него из носа и изо рта. – Ахмед неуклюже вытер слезы, дал своему голосу осечься. – Я подхватил его, когда он падал из кровати, а потом… потом я не знаю, я… он просто рухнул, и… и я побежал за вами.

– Не переживайте, ага, тут никто ничего не мог поделать. Иногда смерть приходит внезапно и быстро, иногда – нет. Лучше, когда быстро, это как благословение. – Она вздохнула и оправила на себе халат, радуясь, что все кончилось и она наконец может оставить этот дом. – Он… его нужно помыть и привести в порядок, прежде чем звать остальных.

– Да, пожалуйста, позвольте мне помочь, я хочу помочь.

Ахмед помог ей губкой вытереть кровь с лица и придать хану более благообразный вид, и все это время он планировал свои дальнейшие действия: Наджуд и Махмуда изгнать до полудня, остальная часть их наказания придет через год и один день; выяснить, поймал ли Фазир Петра Олеговича; проследить, чтобы посланнику, прибывшему с требованием выкупа, перерезали горло сегодня днем, как он уже приказал от имени хана.

Глупец, молча обратился он к трупу, только глупец мог подумать, что я стану платить выкуп, чтобы вернуть пилота и отвезти тебя в Тегеран для спасения твоей жизни. Зачем продлевать жизнь на несколько дней или месяцев? Опасно быть больным и беспомощным, особенно с такой болезнью, как у тебя: разум разрушается, о да, доктор рассказал мне, чего следует ожидать, человек постепенно теряет разум, становится все более мстительным, более опасным, чем когда-либо, возможно, настолько опасным, чтобы обратиться против меня! Но теперь, теперь преемственность обеспечена, я могу управлять этим щенком и, если поможет Аллах, жениться на Азадэ. Или отослать ее на север – ее дырка ничем не отличается от остальных.

Медсестра время от времени поглядывала на Ахмеда, на его умелые сильные руки и их мягкую заботливость; впервые она радовалась его присутствию и не боялась его, глядя, как он теперь расчесывает хану бороду. Люди такие странные, думала она. Должно быть, он очень любил этого злого человека.

Тегеран. 06.55. Мак-Айвер продолжал разбирать папки и бумаги, которые достал из большого сейфа в своем кабинете, укладывая в свой дипломат только те, что были жизненно важными. Он занимался этим с половины шестого утра, и теперь у него ныли голова и спина, и портфель был почти полон. Еще столько бумаг мне следовало бы забрать, думал он, работая так быстро, как только мог. Через час, может быть, меньше, в управлении появятся его иранские сотрудники, и ему придется прекратить сортировку.

Чертов народ, с раздражением подумал он, их никогда нет на месте, когда они нужны, зато теперь, последние несколько дней, от них просто невозможно избавиться, липнут, как мокрый лист к заднице: «О нет, ваше превосходительство, пожалуйста, позвольте мне запереть контору, умоляю вас предоставить мне эту честь…» или «О нет, ваше превосходительство, я сам открою для вас контору, нет-нет, я настаиваю, это неподобающее занятие для вашего превосходительства». Может быть, я становлюсь параноиком, но ощущение такое, будто они шпионы, которым приказано следить за нами; партнеры всюду суют нос, как никогда раньше. Словно кто-то нас выслеживает.

И тем не менее пока – постучи по дереву – все работает как хорошо отрегулированный реактивный двигатель: мы вылетаем из страны сегодня до полудня; Руди уже готов к пятнице, весь его дополнительный персонал и весь груз запчастей уже покинули Бендер-Делам и движутся на грузовиках в Абадан, куда благодаря разрешению друга Дюка Затаки пробрался «Трайдент» «Британских авиалиний», чтобы вывезти британских нефтяников; в Ковиссе Дюк уже, должно быть, припрятал дополнительное топливо, все его ребята по-прежнему имеют разрешение на вылет из страны завтра со 125-м – опять постучи по дереву, – три грузовика с запчастями уже на пути в Бушир для переправки оттуда в Эль-Шаргаз; Мастак, полковник Чангиз и этот чертов мулла Хусейн пока ведут себя нормально, постучи по дереву пятьдесят раз; в Ленге у Скрэга проблем не возникнет: полно каботажных судов для вывоза запчастей, и больше особо нечего делать, кроме как ждать дня «Д» – нет, не дня «Д», дня «Ш».

Единственная заноза – Азадэ. И Эрикки. Дьявольщина, почему она не поговорила со мной, прежде чем отправиться в этот бредовый поход спасать беднягу Эрикки? Господи, она выбралась из Тебриза, уцелев каким-то чудом, а теперь по своей воле снова сует туда свою очаровательную головку. Женщины! Они все сумасшедшие. Выкуп? Черта с два! Готов поспорить, это еще одна ловушка, устроенная ее отцом, этим старым гнусным ублюдком. С другой стороны, Том Локарт был прав, когда сказал: «Она бы все равно уехала, Мак, и разве ты стал бы рассказывать ей про „Шамал“?»

Его желудок болезненно заворочался, Даже если все остальные из нас выберутся отсюда, остается проблема Эрикки и Азадэ. Потом есть еще бедный старина Том и Шахразада. Как же, черт возьми, нам обеспечить безопасность для этой четверки? Я должен что-нибудь придумать. Два дня у нас еще есть, может, к тому вре…

Он резко обернулся, вздрогнув всем телом. Его старший клерк, Горани, высокий лысеющий иранец, набожный шиит и хороший человек, который работал у них уже много лет, стоял на пороге его кабинета.

– Салам, ага.

– Салам. Вы что-то рано. – Мак-Айвер увидел открытое удивление Горани при виде всего этого беспорядка – обычно Мак-Айвер был аккуратен до педантичности – и почувствовал себя как мальчишка, которого поймали засунувшим руку в коробку с шоколадными конфетами.

– На все воля Аллаха, ага. Имам приказал, чтобы все опять пришло в норму и чтобы все трудились не покладая рук для успеха революции. Могу я вам помочь?

– Э-э… да нет, пожалуй, нет, спасибо, я… э-э… просто тороплюсь, надо бежать в посольство. – Мак-Айвер понимал, что его слова опережают его мысли, но ничего не мог с этим поделать. – У меня весь день… э-э… встречи, и к полудню я должен быть в аэропорту. Нужно сделать кое-какую домашнюю работу для комитета Дошан-Таппеха. Из аэропорта в управление я возвращаться уже не буду, так что вы можете закрыться пораньше, закончите работу после обеда… по сути, я вообще отпускаю вас на сегодня.