ароматом роз и яблок. Однако Джанет этого не замечала. Завороженная тем, что сейчас происходит в саду, она с высоты наблюдала, как по широким дорожкам неторопливо прогуливаются госпожа и ее консорт. Разговор из-за расстояния разобрать было нельзя, но до слуха тем не менее доносились приглушенные голоса и случайные вспышки искристого смеха Королевы. И то и другое наполняло сердце ревностью.

По правде сказать, с большей старательностью она наблюдала за фигурой, что шла рядом с королевой. Несмотря на то, что с Рыцарем Розы они не общались с тех самых событий в тронном зале, в глубине души Джанет чувствовала, что простила его, и страстно желала ему об этом сказать.

Когда Маири села рядом с дочерью, обе молча уставились на небольшое мраморное надгробие, уже увитое пунцовыми розами, которое находилось чуть сбоку от дорожки, по которой двигались обе фигуры.

– Эх, сейчас бы сюда матушку Хэйнтер, – вздохнула Джанет и расплылась в улыбке, добавив: – Вот уж кто помог бы нам и острым словцом, и дерзким пинком под зад.

Маири погладила дочь по волосам.

– Уж хотя бы сейчас она в покое, после стольких лет труда.

Положив голову на плечи дочери, Маири задала насущный вопрос, который обе женщины изо всех сил отгоняли от себя:

– Как ты думаешь, когда мы покинем это ужасное место?

Джанет нахмурилась:

– Ответ полностью зависит от той вон бестии внизу. А мы, черт возьми, ничего не можем сделать, чтобы заставить ее принять решение побыстрее.

В это мгновение к ним на колени запрыгнули две чернобурые лисички и блаженно замерли, когда женщины принялись гладить их мягкий шелковистый мех.

Джанет посмотрела на два расслабленных комочка и спросила:

– И как это у вас получается шастать везде, где хотите? Неужели нет никаких границ, которые бы вас останавливали?

– Милочка… – сказала первая.

– Для таких, как мы… – подхватила вторая.

– … нет никаких барьеров, – сказали они в унисон.

– Мы ходим…

– … по руслу…

– … каждой истории…

– … что когда-либо рассказывалась…

– … или будет рассказываться.

– А новые истории…

– … всегда пополняют…

– … старые.

– И та…

– … которую мы проживаем…

– … сейчас…

– … может наконец…

– … удивить…

– … нас всех.

В отчаянии Джанет снова вскочила на ноги, не обращая внимания на лисичку, которая грациозно соскочила с ее колен на каменные плиты. Расхаживая взад и вперед между низкими стенками парапета, Джанет наконец остановилась перед своей матерью.

– Новые истории? А есть ли новые истории… Как бы нам сложить новую сказку, в которой были бы мы все… я, Томас, и ты тоже? А?

Глядя на дочь, Маири посерьезнела.

– Я боюсь, твой рыцарь никогда не нарушит своей клятвы. Сделать это для него значило бы несказанно уменьшиться в своей значимости. Особенно перед тобой.

Джанет с горечью сплюнула.

– Значит, он собирается и впредь потакать каждой прихоти этой сучки?

Ее мать укоризненно покачала головой:

– Опрометчивые уродливые слова ни на йоту не приблизят нас к решению.

– Да и хрен с ними, и к черту это проклятое решение!

Явно шокированная подбором слов своей дочери, Маири воскликнула:

– Твой гнев понятен, но неужели обязательно использовать такой низменный язык?

– Прости, мама… Но иногда мне так больше нравится.

«Нравится, не нравится… Под горячую руку все годится».

Видя, впрочем, как ее грубые слова ранят мать, Джанет решила по возможности следить за своей речью.

А у Маири сердце заныло, когда она услышала в голосе дочери отчаяние:

– Томас божился, что у него не осталось любви к этой королеве. Но теперь держится за свою клятву и не думает возвращаться с нами в мир, которому он принадлежит. Я этого просто не понимаю!

Маири молча поднялась и нежно поцеловала дочь в залитую слезами щеку. Но Джанет дернулась, все еще слишком распаленная для утешения.

– Чертова сучка! Она обещала мне, что не причинит вреда никому, кто мне дорог. И конечно же, не думает ничего выполнять! А перед рогатым, который раздавит Томаса своим растопыренным копытом, она, видите ли, свое чертово слово сдержит!

Бессильная перед вспышкой гнева своей дочери, Маири вздохнула.

– Наша подруга, Бутылочная Ведьма, не раз мне говорила: «Никогда не доверяй словам Королевы. Неважно, как убедительно звучит клятва, она всегда может исказить ее себе в угоду».

С тяжким вздохом Джанет тяжело опустилась рядом на парапет и уткнулась в объятия матери. При этом она смотрела вниз на такого недосягаемого Томаса, который покорно следовал рядом со своей Королевой.

– Ну как я могу оставить Тома здесь, в этом гнусном месте?

Маири обняла дочь и попыталась утешить ее единственным известным ей способом.

– Дитя мое, послушай-ка меня. Это может помочь тебе справиться с твоими страданиями.

Возле их ног на мать и дочь взирали две странных женщины-лисы; смотрели и улыбались своими лукавыми улыбками. Затем они зашептались, так тихо, что никто, кроме них самих, не мог бы разобрать ни слова.

– Превосходно…

– Песня.

– Но что она будет петь?

– Тише, сестричка…

– Внемли.

Когда пожилая женщина запела, голос ее был мягок, словно колыбельная, которая убаюкивала сердце ее дочери. Но колыбельной эта песня явно не была.

Чуть выше колена подол подобрав,

В Картер-Холл забрела Джаней,

Чтоб там среди сада две розы сорвать —

Но вышел Тэм Лин и велел перестать,

И вот что сказал он ей:

«Как смеешь в саду перед замком моим

Без спросу ты рвать цветы?» —

«Гулять я вольна всюду, где захочу,

И мне не прикажешь ты».

Моментально узнав ту песню, Джанет начала подпевать:

За белую руку он взял ее,

Погладивши шелк волос.

«Что ж было у них там, под сенью листвы?» —

Наверно, меня жадно спросите вы,

Но ответа не дам на вопрос.

Чуть выше колена подол подобрав,

К отцу поспешила Джаней,

Чтоб там обо всем ему рассказать,

В свидетели небо, коль надо, призвать,

Но вот что сказал он ей:

«О дочерь, сюда докатилась молва,

Что ты обесчещена и понесла». —

«О нет, меня чести никто не лишил!

Тот рыцарь меня всей душою любил.

И пусть хоть все вины падут на меня —

Дитя наречем только рыцарь и я.

Не латник дворцовый, не эльф и не тролль – Мой рыцарь земной будет вечно со мной! И нет при дворе ни