– Ладно, – обронил я со злостью. – Фадира Айина привыкла стоять на своем. Можете остаться моими служанками. А теперь налейте мне вина и отправляйтесь в свои комнаты.

Я взглянул на нее снова и быстро сменил решение:

– Впрочем, мне как раз нужна женщина. Ты останешься, Фиалла.

– Прости меня, господин, но ты был слишком долго погружен в печаль.

– И что это должно значить?!

– Ты болен от огорчения, господин. Одна девушка не справится с такой болью. Нынче тебе нужны мы трое, и нам придется отдать тебе все. Позволь нам заняться тобой и не думай ни о чем. Я обещаю, утром ты проснешься улыбающимся.

Утром выяснилось, что Айина снова оказалась права.

Я продолжал ощущать потерю и тосковал о моей учительнице, но девушки сумели сделать так, что боль с каждым днем уменьшалась. Я чувствовал себя восковой табличкой. Их руки, губы, языки и лона постепенно стирали с меня Айину и вписывали себя. Но, как она и предвидела, ни то ни другое не было любовью. Мудрая Айина знала, что была для меня ментором и мастером. Поверенной. Кем-то, кого я мог узнать равной себе и полюбить всем сердцем. Отдать ей не только вожделение, но и уважение, чувственность, заботу и приязнь. Разделить всякий секрет и выслушать каждый совет. Она знала об этом и потому старалась не выказать мне ни капли чувств.

Мои девочки были сладкими и чувственными. Засыпали меня изобретательнейшими ласками и прибегали на малейший кивок. Исполняли глупейшие мои пожелания. Чего бы я ни пожелал, они непременно горели страстностью и запалом. Комнаты мои были полны хихиканья, словно я держал в них стайку певчих пташек. Однако оставались они служанками и выказывали это на каждом шагу. Я был принцем. Будущим императором. Они – горничными. И так оно и должно было остаться.

Я не выходил тогда в город.

Ситуация же не менялась. Караваны обеспечивали минимум потребностей, под стенами пылали костры, патрули удерживали какой-никакой порядок в главных городах. Всякое утро на улицах собирали по несколько повозок трупов. Казалось, следует просто ждать дождя.

Но дождь не хотел идти, словно небо забыло, как это делается.

Во дворце непрерывно говорили о старой идее, которую давным-давно хотели реализовать: о подведении в города чистой воды из горных речек и ледников, которая потекла бы каменными руслами, подпертыми колоннами. Столбы эти должны были постепенно снижаться, и вода, благодаря наклону, сама бы текла в города. Русла эти тянулись бы на сотни стайе. Мой дед пытался построить нечто подобное, но случилось землетрясение небывалой силы, и строение пало в руинах. Кроме того, надлежало построить во всех городах цистерны для дождевой воды, как в пустынных селениях. Но, пока продолжалась засуха, о том, чтобы начать подобные работы, нельзя было и мечтать.

– Последний дождь был ранней весной, – сказал Ремень, укладывая на столе свитки докладов и рапортов. – Это уже шесть месяцев назад. Ровно через десять дней после того дождя из сердца Нахель Зим пришла Огонь Пустыни. Нагель Ифрия.

– И тогда началось, – ответил я. – Я все еще утверждаю, что это гнев богов.

– Подобная мысль ничего не дает. Особенно учитывая, что пророчица хотела бы, чтобы так думали.

– Кто повстречал ее первым?

– Армия. Десятка пехоты из тринадцатого тимена, называемого «Солнечным», из Камирсара. Это был пост у колодца на торговом пути перед кишлаком Шилгириз. Лучники и пустынная колесница. Она сказала им: «Я прихожу из-под земли и прихожу из пустыни. Приношу вам слово гнева. Потому что вы нарушили закон Подземной Матери и разорвали мир. Заразили святое лоно земли эгоизмом, насилием и похотью. Теперь вы отправитесь со мной или сгорите, ибо я – Нагель Ифрия, Огонь Пустыни, и несу святой огонь гнева. Огонь, который очистит мир и отдаст его Матери. Так, чтобы все сделалось единым».

– И что случилось с теми солдатами?

– Уцелел командир. Потому мы знаем. Увы, тот человек после сошел с ума и повесился. Там были еще купцы, которые пришли к колодцу. Некоторые нынче – ее соратники, другие сбежали, остальные погибли – якобы в пустынной буре, что прибыла на ее гневный зов. Вихри раскаленного песка, которые ободрали их плоть, оставив лишь кости. Но сперва они приняли ее за сумасшедшую. Когда некто приходит с востока на Нахель Зим, да еще в одиночку, понятно, что он может оказаться жертвой солнечного удара. Хотели дать ей воды, но она начала обзывать их, пока командир не натравил, наконец, на нее своих боевых леопардов. Якобы тех самых, которые ей постоянно сопутствуют. Только теперь у них странные золотые глаза. Одни утверждают, что они слепы, другие – что видят теперь куда больше. Это неважно, Молодой Тигр. Я не знаю, что такое та женщина, но все, что нам известно, перемешано со сказками. К тому же часть из них распускает она сама. Полагаю, она просто Деющая. Истинная Деющая, как в старых сказаниях. Такая, что, возможно, нашла исчезнувшие имена богов. Ее нужно убить хотя бы поэтому. Она опасна, как бешеный пес, и столь же непредсказуема.

– Но говорят, что Деющие привязаны к урочищам, – заметил я. – А она, кажется, ходит где пожелает.

– Бывали Деющие, которых урочища изменяют и делают так, что те могут нести часть силы в себе. И снова я повторяю старые сказки. Сам я никогда ничего такого не видел. Зато видел, что происходит, когда некто начинает творить. Появляются призраки и твари, рожденные кошмарами, и потом существуют некоторое время, словно бы они – настоящие. Происходят чудеса. Расцветают камни, вещи меняют форму и природу. Больным, безумным образом. То же самое случается с людьми, которые находятся в окружении Деющего. Они умирают, меняют свою природу и болеют странным, удивительным образом. Все заканчивается, когда это затрагивает самого Деющего. Обычно – быстро. Увы, все Деющие, каких я знавал, были безумны. Дед твой хотел использовать их силу в армии, но ничего не вышло. Они не умели сделать простейшие вещи два раза подряд. В один раз – получалось, в другой – нет, а то и выходило наоборот. Мы несли от этого больше потерь, чем враги. Но здесь мы имеем дело с чем-то другим. Похоже, Нагель Ифрия делает что пожелает, и ей это удается.

– Может ли Деющий вызывать засуху?

– Нет. Это слишком трудно. Мы ведь не знаем, отчего дождь идет или нет. Деющий может что-то поджечь, изменить или создать, но не поднимет гору и не превратит ее в вулкан.

– А боги… то есть надаку?

– Тоже нет. Наверное. Они никогда такого не делали. Наверное, не могут – или им не позволено.

– Я думаю… Может, надаку тоже рождаются, и эта Нагель Ифрия – просто новая разновидность? Неопределенная, потому что молодая.

– Тогда отчего она призывает Подземную? Если бы сама была надаку, желала бы почестей для себя. Впрочем, я никогда не слыхивал, чтобы появлялись новые надаку. Вот уже сотни лет они – одни и те же. Кажется.

Так выглядели наши утренние рапорты о состоянии государства. Вместо того чтобы анализировать торговлю, политику и армию, занимались мы засухой и пророчицей. От этого было не сбежать.