Глава пятая. Доктор Себастьян Хоул

12 мая, пятница

Прозрачные глаза психиатра остановились на пациентке. Женщина сидела в кресле, аккуратно скрестив ноги на уровне голеней, сплела пальцы рук и обняла колено, обтянутое тонкой тканью больничных брюк небесно-голубого цвета. Всем своим видом она излучала покорность и скромность. Казалось, даже стала меньше. А всего мгновение назад развалилась в кресле, злословила и требовала ее немедленно отпустить. Себастьян, скрупулезно конспектировавший каждый сеанс, чтобы не наворотить ошибок Фрейда и банально не забыть, о чем шла речь с тем или иным пациентом, отложил в сторону ручку с большим блокнотом и обратился в слух. Пауза затягивалась. Он думал о том, что все больше подобного встречает в своей практике.

— Елена? — негромко позвал он. Женщина не отреагировала. Она смотрела в пол, избегая взгляда доктора. — Елена, вы слышите меня? Вы не хотите говорить со мной?

Белокурая головка дернулась. Кудряшки закрыли лицо. Женщина медленно подняла голову и посмотрела на него с видом затравленного зверька.

— Что я здесь делаю? — спросила она. — Кто вы?

— Вы в госпитале имени Люси Тревер. Меня зовут доктор Себастьян Хоул, я психиатр и психоаналитик. Ваш лечащий врач.

— Я в дурдоме? Он наконец нашел способ избавиться от меня? — ее голос обратился в шепот. — Не верьте ему, я никогда не нарушала клятв, данных перед лицом господа.

— Кому не верить?

— Мужу. Это не он привез меня сюда?

Себастьян предельно осторожно, чтобы не взволновать ее резким движением, взял блокнот и написал несколько строк.

— Почему вы считаете, что муж должен был вас сюда привезти?

— Он уже давно обещал посадить меня в психушку. Говорит, я ненормальная. Говорит, я стала другой, - голос женщины срывался, то уходя в шепот, то в свист. От волнения?

Себастьян буквально физически почувствовал кольца напряжений на ее шее, плечах, груди. Широкие и болючие, они схватывали ее, лишая даже способности нормально говорить. Какое количество людей живет с сумасшедшим, разрывающим их душу на части напряжением, и не отдает себе в этом отчета. И сколько даже в его всего лишь десятилетней практике случаев, когда человек полностью менялся в течение первого же года терапии, избавляясь от ненужных оков. И все же он смотрел на Елену глазами врача, обрубив внутреннее и пока еще естественное желание ввязаться в спасение чужого комфорта. Сейчас он в первую очередь заведующий отделением. Врач.

— А что вы по этому поводу думаете? - спокойным ровным голосом спросил он.

На глазах молодой женщины блеснули слезы.

— Я не понимаю, что происходит! Не сделала ничего дурного.

— Елена, расскажите о себе. Что вы за человек?

— Я хорошая жена. Заботливая. Муж говорит, что ему нравится, как я готовлю. А еще он говорит, что никогда не жалел, что выбрал в жены именно меня. У меня хорошие родители. Брат, которым гордится весь город. Знаете, он военный.

Доктор сделал очередную пометку. Женщина заметила это и прервала монолог, чтобы гневно спросить:

— Ставите диагноз, я ненормальная? Что я сказала не так?

— Вы хотели бы, чтобы я поставил вам диагноз? — невозмутимо поинтересовался Хоул.

— Нет. Но вы же этим занимаетесь? Вас для этого наняли? И вообще, что я делаю в вашем кабинете и почему не помню, как здесь оказалась? Может, вы никакой не врач? А маньяк, которому нравятся такие игры?

— Расскажите, что последнее вы помните? Что было до нашей встречи?

— Я была дома. Приготовила ужин. Майкл любит тефтели в томатном соусе. У меня закончилась паста, я ходила в лавку за ней. Потом помыла полы. Накрыла на стол. А потом… — она удивленно распахнула глаза. — А потом я оказалась здесь.

Тень узнавания омрачила ее красивое лицо. Хоул затянул паузу, давая пациентке возможность прийти самой к очевидному.

— Скажите, Елена, вы не впервые теряете время?

— Нет.

По ее щекам скатились две слезинки. Доктор проследил за ними и вернулся к изучению женщины. К наблюдению и анализу. Ее поза — снова скрюченная, женщина всеми силами старалась стать меньше. Голос, который звучал так, будто она боится, что ее услышат. Он пропадал через слово.

— Хотите об этом рассказать?

— Я не знаю, что говорить.

— Как часто вы теряете время?

— Иногда. Я… я все время уставшая. Будто не сплю. Хотя сплю много. У меня хорошая постель. Муж заменил матрас. Знаете, есть такие матрасы, в которых пружины не впиваются в спину. Я всегда мечтала о мягкой постели. Я думала, что матрас решит мою проблему со сном. И Майкл так думал. Он не любит мягкой постели, но для меня изменил себе. И как я могла подумать, что он упрячет меня в дурку? Это сделал кто-то другой. Майкл хороший, он любит меня. Кто это сделал, доктор?

Себастьяна, который за несколько лет привык ко всему, эти перемены в показаниях не удивляли. Равно как и не удивляло то, о чем говорила женщина. Диссоциативное расстройство личности, на данном этапе неподтвержденное и не признанное мировой общественностью, в Треверберге проявляло себя чуть ли не чаще всеми любимой и понятной шизофрении. Или даже депрессии. Он привык. Каждый пятый пациент жаловался на психогенную амнезию. Даже повезло понаблюдать за самой настоящей фугой. Елена же либо очень хорошо играла, что невозможно в течение столь длительного времени, либо действительно распалась на личности. Сколько их там? Как давно они появились, что хотят? Как лечить? На данный момент устойчивой практики по лечению данного заболевания не было.

- Как вы познакомились с Майклом? - задал врач новый вопрос, намеренно сбивая ее с мысли. Елена удивленно захлопала ресницами и наконец посмотрела ему в глаза.

— Н-не помню. Доктор Хоул, — она помолчала. — Я действительно не помню.

Она хотела встать, но передумала и крепче вцепилась в собственные колени.

— Я сошла с ума? Почему мир распадается? Это сумасшедший калейдоскоп.

Себастьян сделал еще несколько пометок и закрыл блокнот.

— Сеанс подошел к концу. Увидимся с вами послезавтра.

— Я остаюсь в больнице?

— Вам здесь не нравится?

Она подумала.

— Я понимаю, что здесь мне пока лучше.

Снова игра. Себастьян поднялся с места, проследил, чтобы пациентка ушла, и вернулся за рабочий стол. Он никак не мог поймать механизм переключения. Казалось, вот оно, рядом. Минуту назад она активная и живая и говорит иначе, потом