От той любви, которая переполняет мое сердце, я чувствую себя неуязвимым — благодаря тебе, Хелена. Когда у тебя родится ребенок (я знаю и хочу, чтобы так оно и было), рассказывай ему истории обо мне. Рассказывай, как сказку, потому что это и есть сказка! Я теперь должен выйти на улицу, посмотреть, что я там увижу, кого встречу. Это письмо я положу в походную фляжку и оставлю здесь, на столе. Я нацарапал на фляжке штыком твое имя и адрес — для тех, кто ее найдет.

Твой навеки,

Урия.

«Привет, это автоответчик Эллен и Хельге. Оставьте свое сообщение».

— Привет, Эллен, это Харри. Как ты слышишь, я пьяный и прошу за это прощения. Правда. Но если бы я был трезвым, я бы тебе сейчас не звонил. Это ты, наверное, понимаешь. Сегодня я был на месте преступления. Ты лежала спиной на снегу у тропинки возле Акерсельвы. Тебя нашла молодая парочка — они ехали в Бло вскоре после полуночи. Причина смерти: повреждения передней части головного мозга вследствие нанесения удара по голове тупым предметом. Еще тебя ударили по затылку, и в общей сложности у тебя было три пролома черепа, а еще разбитая коленная чашечка на левой ноге и следы удара на правом плече. Мы предполагаем, что все эти повреждения нанесены одним и тем же тупым предметом. Доктор Блике установил, что смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью. Ты выглядела, как будто… я… подожди минутку.

Прости. Так вот. Следственная группа нашла десятки различных отпечатков обуви на тропинке и пару — в снегу возле тебя, но эти последние растоптаны и затерты, вероятно, чтобы скрыть улики. Никаких свидетелей пока не объявилось, но мы, как обычно, обрабатываем дома по соседству. Некоторые окна выходят на реку, и КРИПОС считает, что, возможно, кто-то что-то видел. Но, по-моему, это почти невероятно. Ведь как раз с десяти сорока пяти до без четверти двенадцати по шведскому телевидению шел повтор шведского «Последнего героя». Шутка. Видишь, я пытаюсь шутить. Ах да, мы нашли синюю шапку в нескольких метрах от тебя. На ней были пятна крови, и, хотя ты тоже была вся в крови, доктор Блике считает, что кровь не могла брызнуть так далеко. Если это твоя кровь, то шапка, ergo, возможно, принадлежит убийце. Мы послали кровь на анализ, а шапку — на экспертизу на предмет наличия частиц волос и кожи. Если волосы у этого парня не выпадают, будем надеяться, что хоть перхоть у него есть. Ха-ха. Ты ведь не забыла еще Экмана и Фрисена? Больше ключевых слов у меня пока нет, но дай мне знать, если чего надумаешь. Так, я ничего не забыл? Да, Хельге теперь живет у меня. Я знаю, что для нее это перемена к худшему, но такая перемена случилась со всеми нами, Эллен. Может, кроме тебя. Сейчас выпью еще и обдумаю этот вопрос.

«Привет, это автоответчик Эллен и Хельге. Оставьте свое сообщение».

— Привет, это опять Харри. Сегодня я не пошел на работу, но зато позвонил доктору Бриксу. Рад сообщить тебе, что тебя не изнасиловали и, насколько мы можем судить, не отняли ничего из вещей. Так что мотивы убийцы нам пока неясны, — либо он по каким-то причинам не успел сделать то, что хотел. Или не смог. Сегодня появились двое свидетелей, которые видели тебя рядом с «Фру Хаген». В компьютере осталась запись, что ты расплатилась карточкой в «Севен-элевен» по улице Марквейен в двадцать два пятьдесят пять. Сегодня мы весь день допрашивали твоего Кима. Он сказал, что ты хотела прийти к нему и что он просил тебя купить ему сигарет. Один из КРИПОСовских ребят прицепился к тому, что ты купила не те сигареты, которые курит этот твой «тип». К тому же у него нет никакого алиби. Сожалею, Эллен, но сейчас он главный подозреваемый.

Кстати, у меня только что был гость. Ее зовут Ракель, и она работает в СБП. Она сказала, что заглянула меня проведать. Потом немного посидела у меня, но мы почти не разговаривали. Потом она ушла. Не думаю, что все прошло как надо.

Привет от Хельге.

«Привет, это автоответчик Эллен и Хельге. Оставьте свое сообщение».

— Это самый холодный март, какой я помню. На градуснике минус восемнадцать, а окна в этом доме — еще с начала прошлого столетия. Распространенное мнение, что человеку не холодно, когда он пьян, — грубое заблуждение. Заходил Али, мой сосед. Оказывается, вчера, возвращаясь домой, я грохнулся на лестнице, и ему пришлось тащить меня до кровати.

Когда я пришел на работу, наверное, был обед, потому что когда ходил в столовую за утренним кофе, там собралось полно народу. Мне казалось, что все смотрят на меня, но, может быть, только казалось. Мне жутко тебя не хватает, Эллен.

Проверил досье на твоего Кима. Оказывается, ему давали срок за хранение гашиша. КРИПОС по-прежнему считает, что убийца он. Я никогда его не видел, но разве я умею разбираться в людях? А судя по тому, что ты мне рассказывала, он не очень похож на злодея, ты со мной согласна? Я звонил экспертам — они говорят, что не нашли на шапке ни волосинки, только следы перхоти. Их послали на анализ ДНК, — результатов ждут в течение месяца. Знаешь, сколько волос ежедневно теряет взрослый человек? Я посмотрел. Около ста пятидесяти. А на шапке — ни волосинки. Потом я спустился к Мёллеру и попросил его подготовить список всех, кого в последние четыре года судили за тяжкие телесные и кто сейчас бреется наголо.

Ко мне в кабинет заходила Ракель и принесла мне книгу. «Птицы Норвегии». Замечательная книга. Как по-твоему, Хельге понравилось бы пшено? Тебе сейчас, наверное, хорошо.

«Привет, это автоответчик Эллен и Хельге. Оставьте свое сообщение».

— Сегодня тебя хоронили. Меня не было на похоронах. Умершие ведь заслуживают достойных проводов, а я сегодня был в не слишком презентабельном виде. Зато я думал о тебе в «Скрёдере». В восемь вечера я сел в машину и поехал на Холменколлвейен. Это оказалась плохая идея. У Ракели был гость — парень, тот самый, которого я видел там раньше. Он представился кем-то там из Министерства иностранных дел и делал вид, что он пришел по делам. Кажется, Ракель была не очень рада, что он пришел, но мало ли что кажется. И чтобы избавить всех от мучений, я быстренько свалил. Ракель настаивала, чтобы я взял такси. Но когда я выглянул из окна и увидел, что на улице стоит мой «эскорт», то не мог последовать ее совету.

Как ты понимаешь, сейчас все идет немного кувырком. Но все равно я сегодня зашел в зоомагазин и купил птичьего корма. Продавщица посоветовала «Трилл». Его я и взял.

«Привет, это автоответчик Эллен и Хельге. Оставьте свое сообщение».

— Сегодня был в «Молве». Немного напоминает «Скрёдер». Во всяком случае, если закажешь кружечку пльзеньского, на тебя больше и смотреть не станут. Я подсел к одному старику и после нескольких неудачных попыток смог с ним, что называется, поговорить по душам. Я спросил у него, что он имеет против Эвена Юля. Он долго смотрел на меня — очевидно, он не запомнил меня с того раза. Но после того как я купил ему пива, он рассказал мне следующее. Этот тип был легионером, я так и думал, и был знаком с женой Юля, Сигне, когда та еще была медсестрой на Восточном фронте. Она добровольно пошла туда, потому что была помолвлена с солдатом из полка «Норвегия». Потом, когда в 1945 ее судили за измену родине, на нее положил глаз Юль. Ей дали два года, но отец Юля, большая шишка в Рабочей партии, похлопотал, чтобы ее выпустили через какую-то пару месяцев. Когда я спросил его, почему это так его возмущает, старик пробурчал, что Юль не такой уж и святой, каким хочет казаться. Да, именно так он и сказал: «святой». Он сказал, что Юль, как и другие историки, сочиняет мифы об участии Норвегии в войне — такие, каких требуют победители. Имени первого жениха Сигне старик не помнил, помнил только, что в полку его считали в своем роде героем.