— Я слышал, — произнес он, — что ситуация накалилась, и должен тебе сказать: не больно-то хорошо смотрится в глазах общественности, когда мы отправляемся на такие трудные выезды без участия высшего начальства.

Патрик открыл было рот, чтобы ответить, но Мелльберг поднял руку в знак того, что еще не закончил.

— Мы подаем гражданам неверный сигнал, если не относимся к таким ситуациям достаточно серьезно.

— Но…

— Никаких «но». Твои извинения приняты. Но больше так не делай.

Патрик почувствовал, как кровь застучала в ушах. Проклятый старикашка! Кулаки у него сжались, но он заставил себя разжать их и сделать глубокий вдох. Надо вынести Мелльберга за скобки и сосредоточиться на главном — на расследовании.

— Расскажи мне, что произошло. К чему вы пришли? — спросил Мелльберг, подаваясь вперед от любопытства.

— Я думал, что мы проведем на кухне общее совещание. Если ты не возражаешь… — мрачно проговорил Патрик.

Мелльберг задумался.

— Да, хорошая мысль. К чему повторять одно и то же два раза? Ну что, начинаем работать, Хедстрём? Ты ведь знаешь, в нашем деле время на вес золота.

Патрик повернулся спиной к боссу и вышел из кабинета. В одном Мелльберг был, несомненно, прав — время на вес золота.

Он выработал свою стратегию выживания, однако с каждым годом она требовала от него все больших усилий. Переезд пошел на пользу всем, кроме него. Отец получил работу, которая ему очень нравилась, а мать с головой окунулась в обустройство дома Старухи, переделывая все на свой манер, уничтожая все следы ее пребывания. Алисе, кажется, тоже пошли на пользу смена обстановки и спокойствие, царившее в здешних местах — по крайней мере, девять месяцев в году.

Мать занималась с ней дома. Поначалу отец возражал, настаивая, что Алисе надо ходить в школу и общаться со сверстниками, что она нуждается в других людях. Но мать лишь бросила на него холодный взгляд и сказала:

— Алисе нужна только я.

Это решило исход спора.

Сам он неуклонно толстел и постоянно ел, как будто тяга к еде начала жить собственной жизнью. Он запихивал в себя все съедобное, что попадалось ему под руку. Однако это не обеспечивало ему больше внимания со стороны матери. Иногда она кидала на него полный отвращения взгляд, но в основном игнорировала его. Давно прошли те времена, когда он считал ее своей прекрасной матерью и мечтал о ее любви. Теперь он давно оставил эти мысли, смирившись с тем, что его нельзя любить, что он не заслуживает любви.

Единственным человеком, любившим его, была Алиса. Любовь урода к уроду. У нее была странная походка, говорила она невнятно, и многое у нее не получалось. В свои восемь лет она еще не умела завязывать шнурки. И все время ходила за ним как тень. По утрам, когда он шел к школьному автобусу, она сидела в окне, с тоской глядя ему вслед, приложив ладони и лоб к стеклу. Он не понимал этого, но не мешал ей.

Школа была сплошным мучением. Каждое утро, когда он входил в автобус, ему казалось, что его везут в тюрьму. Уроков он ждал с удовольствием, а вот переменки внушали ему ужас. Если его доставали и раньше, то теперь, в старших классах, все стало еще хуже. Его постоянно дразнили и толкали, ломали и расписывали надписями его шкафчик, кричали ему вслед оскорбления. Он прекрасно осознавал, что он — типичная жертва. Его жирное тело уже являлось самым страшным грехом — он выделялся. Однако от того, что он все это понимал, жизнь не становилась легче.

— Ты находишь свой член, когда мочишься, или тебе живот мешает?

Эрик. Небрежно восседающий на столе, всегда окруженный толпой приспешников. Он был страшнее всех. Самый популярный парень в школе, красивый и уверенный в себе, дерзкий с учителями, постоянно имеющий доступ к сигаретам, которые он курит сам и раздает своим приятелям. Трудно сказать, кого он ненавидел больше — Эрика, движимого чистой злонамеренностью, постоянно находящего новые способы сделать больно, или кучку ухмыляющихся идиотов, с восторгом окружающих и во всем поддерживающих его.

С другой стороны, он знал, что отдал бы все на свете, чтобы стать одним из них. Сидеть на столе рядом с Эриком, принять от него сигарету, отпускать комментарии по поводу проходящих мимо девчонок и получать в награду восхищенное хихиканье, видеть румянец, проступающий на их щеках.

— Слышишь! Я с тобой разговариваю. Отвечай, когда тебя спрашивают!

Эрик поднялся, а двое других с напряжением следили за ним. Один из них, спортсмен по имени Магнус, встретился с ним взглядом. Иногда в его глазах даже мелькало сочувствие, однако его было недостаточно, чтобы Магнус захотел впасть в немилость у Эрика. Кеннет — этот просто трус и вообще никогда не смотрит ему в глаза. Сейчас он не сводил взгляда с Эрика, готовый во всем следовать его указаниям. Но сегодня у Эрика, кажется, нет настроения доводить его, он уселся обратно и рассмеялся:

— Ну, беги, жирная свинья! Если ты побежишь быстро, то избежишь хорошенькой взбучки!

Более всего на свете ему хотелось постоять за себя и послать Эрика к черту. С должной силой и точностью он показал бы этому типу, где раки зимуют, а остальные, собравшись вокруг них, увидели бы, что их герой повержен. А Эрик, с окровавленным носом, с трудом оторвав голову от земли, посмотрит на него с уважением. После этого он станет среди них своим, его примут в компанию.

Вместо этого он развернулся и бросился бежать — понесся через школьный двор изо всех сил. В груди жгло, а жир на боках колыхался на бегу. За спиной он слышал их издевательский хохот.

Не дыша, Эрика начала проезжать развязку на Кошвеген. Напряженный ритм движения на улицах Гётеборга всегда заставлял ее нервничать, а эта развязка вообще вызывала у нее ужас. Однако она благополучно миновала ее и двинулась дальше по улице Экландсгатан, высматривая, куда ей свернуть.

Русенхильсгатан. Жилой дом находился в конце улицы, откуда открывался вид на Кошвеген и парк развлечений «Лисеберг». Проверив номер, она припарковала машину у нужного подъезда и посмотрела на часы. План состоял в том, чтобы позвонить и надеяться, что кто-нибудь дома. Если же дома никого не окажется, то они с Йораном договорились, что она посидит пару часиков у его мамы и попытается снова. В этом случае Эрика вернется домой довольно поздно — так что она мысленно молила бога, чтобы новый жилец оказался на месте. Его фамилию она запомнила, когда совершала свои звонки по пути в Гётеборг, и сразу нашла ее против кнопки домофона. Янош Ковач.

Она позвонила. Ответа не последовало. Снова нажала на кнопку телефона. Тут в динамике затрещало и раздался голос с сильным акцентом:

— Кто там?

— Меня зовут Эрика Фальк. Я хотела бы задать несколько вопросов по поводу человека, который жил в этой квартире раньше, — Кристиана Тюделя.

Она застыла, напряженно ожидая ответа. Объяснение звучало не очень-то убедительно, но она понадеялась, что обитателю квартиры станет любопытно и он впустит ее. Жужжание замка на двери подтвердило, что ей повезло.