Странным было то, что, когда Фуфи пинали, она никогда не лаяла и не визжала. Когда ветеринар диагностировал ее глухоту, он также обнаружил, что у нее какая-то патология, которая не позволяет ей в полной мере ощущать прикосновение. Она не чувствовала боли. Вот почему она всегда вела себя с Абелем так, словно ничего не было. Он ее пинал, она пряталась, на следующее утро она уже была на месте, виляя хвостом. «Эй. Я здесь. Я даю тебе еще один шанс».

И ему всегда давали еще один шанс. От симпатичного и обаятельного Абеля никогда не отворачивались. У него были проблемы с выпивкой, но он был приятным парнем. У него была семья…

Если вы растете в доме, где с вами плохо обращаются, то пытаетесь преодолеть ощущение, что вы можете любить человека, которого ненавидите, или ненавидеть человека, которого любите. Это странное чувство. Вы хотите жить в мире, где кто-то или хороший, или плохой, где вы его либо ненавидите, либо любите. Но так у людей не бывает.

По дому текла скрытая агрессия, но по-настоящему он поднимал руку не слишком часто. Я знал, что если поднял, то вскоре ситуация наладится. Как ни странно, именно хорошие периоды между побоями затягивали все это и обостряли до предела. Он ударил маму один раз, затем, через три года, еще раз, и ей досталось немного больше. Следующий раз наступил через два года, и ей снова досталось немного больше. Затем – через год, и ей опять досталось сильнее.

Это было достаточно нерегулярно для того, чтобы можно было думать, что этого больше не случится. Но достаточно часто, чтобы никогда не забывать, что это возможно. В этом был определенный ритм. Помню, однажды, после одного ужасного случая, никто не разговаривал с ним больше месяца. Ни слова, ни взгляда, ни бесед, ничего. Мы ходили по дому, как чужие, стараясь не пересекаться. Абсолютный бойкот. Потом, однажды утром, ты был на кухне, и вдруг кивок. «Привет». «Привет». Потом, через неделю: «Ты видел это в новостях?» «Да». Затем, на следующей неделе, шутка и смех. Медленно, медленно жизнь возвращалась в прежнее русло. Через шесть месяцев, через год ты делаешь это снова.

Однажды днем я пришел домой из «Сэндрингхэма», и мама была очень расстроена и взвинченна.

– Это невозможный человек, – сказала она.

– Что случилось?

– Он купил пистолет.

– Что? Пистолет? Что ты имеешь в виду под словами «он купил пистолет»?

В моем мире пистолет был чем-то совершенно диким. Я считал, что пистолеты есть только у полицейских и гангстеров. Абель пошел и купил девятимиллиметровый «парабеллум» «Smith & Wesson». Гладкий и черный, зловещий. Он не выглядел классным, как пистолеты в кино. Он выглядел как вещь, которая убивала.

– Зачем он купил пистолет? – спросил я.

– Не знаю, – ответила мама.

Она поссорилась с ним из-за этого, и он ушел, сказав какую-то чушь насчет того, что миру надо научиться уважать его.

– Он считает себя полицейским всего мира, – сказала она. – И думает, что проблема в мире. Есть люди, которые не могут контролировать сами себя, вот они-то и хотят контролировать всех окружающих.

Вскоре после этого я переехал. Атмосфера стала для меня невыносимой. Я достиг того уровня, когда стал таким же большим, как Абель. Достаточно большим для того, чтобы отвечать ударом на удар. Отец не боится получить возмездие от своего сына, но я не был его сыном. Он это знал. Мама использовала такую аналогию: теперь в доме было два льва-самца.

– Каждый раз, когда он смотрит на тебя, он видит твоего отца, – говорила она. – Ты для него – постоянное напоминание о другом мужчине. Он ненавидит тебя, и тебе надо уйти. Тебе надо уйти, пока ты не стал таким, как он.

Кроме того, мне самое время было уйти. Вне зависимости от Абеля, мы всегда планировали, что после окончания школы я перееду. Мама никогда не хотела, чтобы я был, как мой дядя, то есть одним из тех мужчин – безработных и до сих пор живущих дома с матерью. Она помогла мне снять квартиру, и я переехал. Квартира была всего в десяти минутах пешком от дома, так что я всегда мог забежать, чтобы помочь с делами или изредка пообедать. Но самое главное – что бы там ни происходило с Абелем, я уже никак не мог быть замешанным.

В какой-то момент мама перебралась в отдельную спальню в доме, и с тех пор они были мужем и женой только на словах. Они даже не проживали совместно, просто сосуществовали. Такое положение дел длилось год, может быть, два. Эндрю исполнилось девять, и в своем мире я вел обратный отсчет времени до его восемнадцатилетия, думая, что это, наконец, освободит маму от этого жестокого мужчины. Как-то днем мама позвонила и попросила меня прийти домой. Я появился через несколько часов.

– Тревор, я беременна, – сказала она.

– Что, прости?

– Я беременна.

– Что?!

Боже мой, я был в ярости. Я был так зол.

– Как ты позволила этому случиться?

– Абель и я, мы сблизились. Я переехала обратно в спальню. Это была всего одна ночь, а потом… Я забеременела. Не знаю как.

Она не знала. Ей было сорок четыре года. После Эндрю ей перевязали трубы. Даже ее врач сказал: «Это невозможно. Мы не знаем, как это случилось».

Я кипел от ярости. Все, что мы должны были делать, – ждать, пока Эндрю подрастет, и со всем этим было бы кончено. А теперь все было так, словно она зачислилась на сверхурочную службу.

– То есть ты хочешь родить этого ребенка от этого мужчины?

Ты собираешься оставаться с этим мужчиной еще восемнадцать лет? Ты сошла с ума?

– Господь говорил со мной. Тревор. Он сказал мне: «Патрисия, я ничего не делаю по ошибке. Я не даю тебе ничего, чего бы ты не смогла вынести». Я беременна не просто так. Я знаю, какие дети могут появиться у меня. Я знаю, каких сыновей могу вырастить. Я смогу вырастить этого ребенка. Я выращу этого ребенка.

Через девять месяцев родился Исаак. Она назвала его Исааком, потому что библейская Сара забеременела, когда ей было около ста лет. Естественно, Сара не думала, что может иметь детей, и именно так она назвала своего сына.

После рождения Исаака я еще больше отдалился. Я приходил все реже и реже. Потом я зашел как-то днем, а в доме царил хаос, перед ним стояли полицейские автомобили – последствия очередной драки.

Он ударил ее велосипедом. Абель распекал во дворе одного из своих парней, а мама попыталась встать между ними. Она перечила ему на глазах наемного работника, поэтому он взял велосипед Эндрю и ударил ее. Она в очередной раз позвонила в полицию, и полицейские, приехавшие на этот раз, неплохо знали Абеля. Он ремонтировал их автомобили. Они были приятелями. Дело не было возбуждено. Ничего не произошло.