самых замечательных, не имело никакого смысла. Если человек не знает названия театра, не поинтересовался, кто автор пьесы, кто режиссер, не запомнил ни одной фамилии актеров, то о чем с ним вообще можно говорить? Только портить себе настроение.

Тени за Анжелкиной спиной плавали. От томных самодовольных потягиваний.

— Слушай, а Сергей — смешной такой! Целоваться не умеет. Хотя уже на третьем курсе. Забыла только, в каком он институте. Вроде в экономическом. Послезавтра как бы опять встречаемся. С утра. Пригласил меня к себе на дачу. Как думаешь, поехать?

— А его родители там будут?

— Ну ты дурная! Зачем ему меня пр

иглашать, когда у него там родители?

— Я бы не поехала. Целоваться он и не умеет, зато, может, умеет все остальное. Вдруг он на этой даче не один, а с целой компанией парней? Ты же его совсем не знаешь!

Вместо того чтобы прислушаться к мудрому совету, Анжелка обозлилась:

— Дура ты, Киреева! Просто завидуешь мне, и все!

6

Не красавец, но по-мужски страшно обаятельный председатель колхоза в гимнастерке без погон, чем-то неуловимо похожий на Анжелкиного отца, все никак не решался объясниться в любви хорошенькой учительнице. Девушка тоже смущалась и, потупив серые глаза, нервно теребила толстую русую косу. Живописная речка журчала и искрилась. Шумели белые березы. Председатель колхоза коснулся девичьей руки, перепугался больше учительницы и замолк на полуслове.

Не захватывающе, но трогательно! Интересно, в те далекие, послевоенные времена в самом деле доминировали такие пуританские нравы или это всего лишь плод воображения режиссера?

Телефонный звонок заставил вспомнить о нравах иных: вдруг с этой балдой Анжелкой случилось что-то ужасное и она взывает о помощи?!

— Доброе утро… — Спокойный, немолодой женский голос никак не мог принадлежать изнасилованной компанией парней Швырковой, и сердце вернулось к привычному ритму.

— Здравствуйте.

— Это Людмила, хозяйка квартиры. Я хотела бы приехать убраться, вам удобно?

— Конечно, конечно, приезжайте, пожалуйста.

В черно-белую телеромантику ворвалась красочная современность без тормозов: мезим для желудка незаменим, диарея, средство для чистки унитазов. После заключительного ролика про затрудненное мочеиспускание, проблемы с потенцией etc… актеру в солдатской гимнастерке пришлось очень постараться, чтобы к сцене свадьбы полностью восстановить свое загадочное, не поддающееся медицинскому диагнозу мужское обаяние.

Деревенские бабушки кричали «горько!», молодые краснели, что отчетливо было видно даже на черно-белой пленке, — стеснялись бедняжки обнародовать свои чувства при большом скоплении односельчан. Тайное, постыдное желание подсмотреть, как поведет себя в постели председатель колхоза, эпизодически — вылитый Анжелкин отец, не осуществилось: закукарекал петушок на плетне, и молодожены, взявшись за руки, отправились в поле. Мощные комбайны, колосья пшеницы во весь экран, «конец фильма»… Входная дверь открылась. Видимо, у хозяйки имелся свой ключ.

Обалдеть! Шпионка и жадина, по Анжелкиным уверениям, оказалась благообразной теткой с интеллигентным лицом. Высокой, тонкой, элегантной — в длинной норковой шубе, маленькой черной шляпке и мягких сапогах.

— Доброе утро. Меня зовут Людмила Трофимовна, а вас?

— Таня. Здравствуйте.

— Ах, Таня! Тогда разрешите поздравить вас с прошедшим днем вашего ангела.

— Спасибо.

— Позвольте узнать, как поживает мадемуазель Швыркова? — На первый взгляд благообразная, на второй — по-мещански манерная, мадам повесила роскошную шубу на «плечики», убрала в стенной шкаф и насмешливо скривилась. — Надеюсь, она достойно проводит каникулы?

— И я надеюсь на это.

— А вы откуда будете, тоже из Тюмени?

Тетка явно была не прочь поприкалываться не только над Анжелкой, но и над девочкой Таней, однако этот номер у нее не пройдет!

— Из Нижнего Новгорода. Есть такой замечательный город на великой русской реке.

— Из Нижнего? Вы там, наверное, уже и забыли про Алексея Максимовича? — Скептически усмехнувшись, мадам стащила с коротких пальцев, странно не соответствующих утонченному облику, золотые кольца с бриллиантиками и сложила их в кожаную косметичку… — Когда-то, в былые благословенные времена, я защитила диссертацию по творчеству этого гениального писателя. Она называлась «Влияние творчества Горького на торжество метода социалистического реализма в литературе стран народной демократии». А мой папа был всемирно известным ученым, академиком. Он работал в Академии общественных наук. Васков Трофим Егорович. Вам знакомо это имя?.. Хотя вы еще слишком молоды.

— Что вы! Кто же не знает академика Васкова, Трофима Егоровича?

Глупая тщеславная тетка просияла:

— Да? А мне казалось, современная молодежь такая необразованная! Думается, я не ошибаюсь. Вы всего лишь приятное исключение. Танечка, не будете ли вы настолько любезны некоторое время посидеть на кухне? Пока я буду пылесосить.

Пылесос гудел больше часа. За это время удалось изучить все Анжелкины журналы с глянцевыми картинками из жизни эстрадно-киношных звезд. Потрясениям не было конца: откуда у этих сомнительных дарований такие умопомрачительные интерьеры? Впрочем, швырковско-васковская кухня выглядела куда пошикарнее той, где с тарелкой креветок в руке застыла известная в узких кругах актриса.

Хотелось бы и самой пожевать чего-нибудь, однако смущало присутствие Людмилы: даже сидеть сложа руки, в то время как тетка предпенсионного возраста драит полы, было не очень-то вежливо, а уж обедать и подавно.

— Людмила Трофимовна, не желаете ли вместе со мной отведать макарон?

— Макарон? Нет, благодарю вас. Тем не менее с удовольствием слегка перекушу с вами за компанию. Минут через десять.

Так долго ждать не пришлось. Буквально через минуту дочь всемирно известного академика влетела на кухню, по-хозяйски распахнула холодильник и выгрузила на стол почти все его содержимое. Не боясь гипертонического криза, насыпала в кружку три ложки растворимого кофе и с лихорадочным блеском в глазах приступила к трапезе. Вряд ли столь изящная дама могла обладать гренадерским аппетитом, скорее — из жадности наедалась впрок. Как верблюд.

«Слегка перекусив», Людмила закурила тонкую сигарету и принялась бесцеремонно разглядывать свою новую квартирантку, которая уже давным-давно листала журнальчик.

— А ваши родители, Танечка, чем занимаются, если не секрет? Тоже нефтедобычей?

— Папа — завкафедрой математики, мама преподает русский и литературу в школе.

— Приятно слышать. Я сразу подумала, что вы не из этих. И что же тогда, позвольте полюбопытствовать, связывает вас с мадемуазель Швырковой?

— Мы вместе учимся.

— И в силу обстоятельств вынуждены жить здесь?.. Да, все мы теперь жертвы обстоятельств! Я ведь тоже не от хорошей жизни вожу грязь за этими нуворишами!

Посчитав улыбчивое молчание за проявление классовой солидарности, приставучая тетка подалась вперед и саркастически усмехнулась:

— Хозяева жизни! Еще изображают из себя каких-то там бизнесменов! Много ума не надо, чтобы заниматься таким прибыльным дельцем! Миллионы долларов уже нажили на нашей нефти! — При воспоминании о швырковских миллионах у тетки начала дергаться щека. Будто от нервного тика. — Нефть должна принадлежить народу! Всему народу!

В стремлении хоть чем-то