бы то ни было, мы думаем, что и для этой сказочки много на Руси найдется читателей, которые оценят ее, поймут и раскупят»[602].

27 августа в № 190 «Северной пчелы» напечатана анонимная рецензия: «Удачная попытка г. Ершова, написавшего русскую народную сказку “Конек-Горбунок”, возбудила, как это всегда бывает при всякой литературной удаче, множество завистливых подражателей и бесталанных подражаний. “Баба-Яга, Костяная нога” принадлежит к числу таких же спекуляций литературной промышленности на добродушную доверчивость русских читателей. Автор, придав своему сочинению народное название, думал, что он после этого имеет полное право назвать свою сказку русскою и народною»[603].

Если сгруппировать критические суждения, то из них следует, что: сказка не стоит внимания читателя (более всего

понравилась несуществующая девятая глава) и критики (поэму предлагается только «принять к сведению»); сказка «найдет себе читателя» из «известного круга публики»; многие читатели «оценят ее, поймут и раскупят». Иными словами, сказка Некрасова – непримечательный образчик массовой литературы, но она будет оценена, то есть раскуплена, что, хоть и с иронией, отмечается как достоинство (Кони). Коммерческий спрос в данном контексте частично замещает читательский интерес, а промышленный аспект замещает культурный. Акцент ставится на том, что ее оценят и раскупят, но в качестве целевой аудитории выступают люди, для которых чтение не синонимично приобщению к культурному процессу и самообразованию и даже покупка еще не синонимична чтению.

Сказка «не русская» и «не народная»; «не сказка», а «просто стихотворение», то есть невыразительна в жанровом отношении; это поспешное и бесталанное подражание; сказка занимательна; в ней «есть почти везде смысл» (большая редкость!). Иными словами, критерии «занимательность» и «смысл» (Кони) применяются не просто к рядовому произведению массовой литературы, но к произведению откровенно подражательному, поспешно и не очень хорошо написанному. И если понятие «занимательность» имеет достаточно широкий диапазон и может употребляться применительно к слабым и подражательным произведениям массовой литературы, то понятие «смысл» в таком контексте начинает обесцениваться. Автор сказки – завистливый и бесталанный подражатель (автор «бесталанного подражания»); его справедливо оставить «в чине» неизвестного; недостатки сказки объясняются поспешностью автора. Иными словами, (Кони) литератору, стремящемуся побыстрее издать и продать свою книгу, извинительна поспешность, небрежность[604], бесталанная подражательность, т. к. и на этот товар найдется много желающих. В этом извинении, как и предыдущем, кроется обесценивание дарования, творческой оригинальности и самостоятельности, взыскательности к вкладу в национальную литературу, творческого импульса, свободного от зависти к чужому успеху. Манипуляция эстетическими и этическими критериями преследует коммерческую цель – продажу книги. Следовательно, критический разбор стихотворного произведения превращается в рекламный текст, манипулирующий эстетическим чувством, а не воспитывающим его.

Рецензия Плетнева на «Бабу-Ягу…», в отличие от процитированных неодобрительных рецензий, в равной мере содержала неодобрение и произведения, и позиции газеты. Причины неодобрения ясны, хотя и не названы вслух. В «Бабе-Яге…» были использованы литературные и фольклорные источники, а также заметно поверхностное обращение к Пушкину (I: 670). Сказка носила лубочный, фривольный характер. Подобное обращение к пушкинскому наследию не могло не расцениваться Плетневым как воплощение дурного вкуса и как поступок, недостойный литератора. И, конечно, для Плетнева – участника «Литературной газеты» Пушкина и Дельвига – было неприемлемым то, что в руках А. А. Краевского и Ф. А. Кони газета помещала и пропагандировала произведения массовой литературы, перешла, с его точки зрения, на позицию «торгашества».

Отметим, что во взгляде Плетнева на «торгашество» заметно неразличение двух разных аспектов: демократизации и просветительской роли литературы, что подразумевает заинтересованность в расширении круга подписчиков, – и беспринципного преследования материальных выгод, в чем нельзя было обвинить «Литературную газету» – живое издание, познакомившее читателя с замечательными произведениями новейшей литературы.

Таким образом, несмотря на декларируемую антиполемическую позицию «Современника», ранее не учитывавшаяся рассматривать в позиции Кони начало этой тенденции. Широкая публика ориентируется на периодическое издание, публикацию «с продолжением», развитие сквозной идеи.

рецензия Плетнева не только содержит оценку нового произведения Некрасова. Она полемична по отношению к изданию, которое хвалит это произведение, то есть, с позиции Плетнева, обнаруживает в своей рецензии литературную беспринципность и расшатывает в читателе понятия, воспитывающие вкус.

§ 6. Скрытая полемика с Некрасовым – автором критических статей и заметок в «Литературной газете» (1541–1542)

Замечание Плетнева о «тоне суждений» важно для понимания его индивидуальной манеры спора. Белинский замечал, что плетневский «Современник» «напоминает собою то блаженное время», когда «полемики не было; вместо ее царствовала любезность самого лучшего тона…» (Белинский. VIII: 101). Полемика в 1840-е гг. занимала все более видное место в жизни периодических изданий, в которых в основном был сосредоточен литературный процесс. «Современник» так или иначе был в нее вовлечен, но Плетнев стремился не изменять взятому тону, что отмечал и Я. К. Грот:

«Современник – тихо разговаривающий господин, а публика – прохожие. Остальные журналы – бранящиеся на улице люди» (Грот – Плетнев. I: 225; письмо Грота к Плетневу от 5 февраля 1841 г.)

Таким образом, тон высказывания целесообразно рассматривать как принципиально важную составляющую индивидуальной стилистики Плетнева, демонстрирующую его позицию вкуса, взвешенности, вежливости, серьезности. Тон его рецензий выдает их полемичность при внешне нейтральных формулировках. Это особенно заметно при сопоставительном анализе библиографических обзоров, сделанных Некрасовым и Плетневым в 1841–1842 гг.

С 1841 г. Некрасов ведет в «Литературной газете» обозрение новых книг. В библиографических обзорах тт. XXV–XXVI «Современника» рассмотрены почти все книги, отрецензированные Некрасовым в 1841–1842 гг. И оценки, и стилистика рецензий Плетнева полемичны по отношению к некрасовским, напечатанным без подписи.

В № 5 «Литературной газеты» за 1842 г. (1 февраля) опубликована рецензия «Указатель губернских и уездных почтовых дорог в Российской империи», а в № 7 «Литературной газеты» за 1842 г. (15 февраля) опубликована рецензия «Расписание трактов от С.-Петербурга до Москвы и других важнейших мест Российский империи». В рецензии от 15 февраля, в целом одобрительной, Некрасов ссылается на рецензию от 1 января. Рецензия от 1 января написана в юмористическом тоне:

«О важной вещи должно и говорить с важностию. <…> “Указатель” стоит шесть рублей <…> а что такое шесть рублей в отношении к душевному спокойствию, <…> что такое шесть рублей в отношении к 60 и к вечности?» (XI 1:31–32).

Комический тон Некрасова объясняется, скорее всего, не столько значением и качеством издания (оно признано полезным), сколько пестротой книжного потока, о котором приходилось писать. Подчас шутливая, подчас саркастическая, фельетонная манера Некрасова-рецензента позволяла выдержать единый тон раздела, в котором рассматриваются разные по тематике и по достоинству книги, посредством юмора и разговорных конструкций сделать этот тон более гибким, ярче выразить оценку, расположить читателя к более эмоциональному, а значит, и более