Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый раз Арзо настраивался справиться у Зуры о дочери, однако при встрече с уборщицей робел, сухо здоровался и быстро проходил мимо. Так же случилось и на сей раз. Самбиев уже дотронулся до дверной ручки кабинета, как услышал вслед жалобный вопрос:
– Арзо, скажи, пожалуйста, а когда деньги за свеклу выдадут?
Это жизненно важная проблема колхозниц, единственный источник дохода многих семей – сутками преследовал экономиста; и днем в конторе, и вечером дома.
– Только в марте, – как и всем ответил Арзо, хотя прекрасно знал, что единственный в регионе республиканский сахзавод в сговоре с высшими госчиновниками, вплоть до предстоящей посевной будет «крутить» деньги рядовых свекловодов, и только выжав максимальную выгоду с оборота продукции, рассчитается с хозяйствами частично реальными деньгами, а в основном семенами для посева сахарной свеклы, неочищенным сахаром, мукой, жомом…
Самбиев открыл дверь и уже переступил порог кабинета, когда услышал вновь жалобный голос Байтемировой:
– Арзо, – на страдальческом лице уборщицы застыла гримаса просящей улыбки, – а нельзя ли по расходному ордеру пятьдесят рублей получить?
Экономист тяжело вздохнул, хотел ответить, что в кассе денег нет, однако следующие слова Зуры резанули слух.
– Полла думает, что мы получили деньги за свеклу, просит хоть немного ей помочь.
– Как она там? – вырвалось у Арзо выстраданное.
– Видимо, тяжко, – гримаса улыбки превратилась в скорбь. – Без страшной нужды она бы за помощью не обратилась… Ее однокурсница на каникулы приезжала, рассказывала, что доченька на «отлично» сдала сессию, а приехать домой не смогла… Нет у нее денег на дорогу… – Зура еще что-то хотела сказать, однако слезы потекли по знакомым, промытым морщинам лица.
– В полдень зайди за деньгами, – резко приказал Арзо Байтемировой, решительно бросился к рабочему столу, и более не раздумывая, твердой рукой поставил подписи на подложных документах.
Час спустя Арзо просил у председателя сто рублей в счет ранее оговоренной тысячи.
– Возьми из кассы, – буркнул Шахидов.
– Ведь касса пуста? – удивился Самбиев.
– Скажи, что я прислал, и никому ни слова, а то здесь митинг трудящихся соберется.
Вечером усталый экономист с торжеством удачливого охотника передал матери пятьдесят рублей. Кемса трепетно, трижды пересчитала сумму, бережно положила в емкий карман выцветшего халата сверху, как амбарным замком, навечно схоронила богатство семьи поржавелой булавкой.
– Может, завтра мяса купим? – как бы нечаянно предложила дочь.
– Нет, – отвергла эту щедрость Кемса. – Возьмем бараньи внутренности…И дешевле и сытнее будет.
– А как с кишками возиться в такой холод? – озаботилась Деши.
– Не переживай, сама у речки все вычищу, – бодро засуетилась мать.
– Вода ледяная, ты простудишься, – поддержал сестру Арзо.
– Ничего со мной не случится… – категорически отвергла опасения мать. – Лишь бы в доме был достаток, а мороз и пурга не в диковинку, – она заботливо, в который раз за короткий промежуток времени ощупала в кармане ценные бумажки, так же бережливо пригладила особо не обремененный карман, стала блаженно напевать какую-то незатейливую шутливую мелодию.
В доме царила праздничная атмосфера предстоящего пиршества, и только Лорса лежал на нарах ничком, уткнувшись в грубую подушку, из свалявшейся верблюжьей шерсти.
– А у него горе, – кокетливо улыбнулась Деши, улавливая вопросительный взгляд старшего брата.
– Что, любимая за другого вышла? – в шутке просияло лицо Арзо.
– Нет, во время утренней тренировки калоши разорвал. Вот и лежит весь день дома, – смеялась Деши.
– Что тут смешного? – веселость слетела с лица матери.
– Я завтра по работе еду в город, там надо купить ему обувку, – озабоченно высказался Арзо, и его взгляд невольно покосился на тщательно заколотый карман.
– Надо, – выдохнула мать, однако грубая с почерневшими венами кисть плотно придавила халат к телу.
– Значит, внутренности не купим? – тихий голос Деши, и после долгого молчания в ответ, в том же тоне. – А мне тоже не в чем в люди выйти.
– Нечего тебе на людях шляться, – сгрубила мать.
Вновь воцарилось тягостное молчание, только крышка вскипевшего чайника весело запрыгала, от насилия взбунтовавшиеся капельки жидкости в отчаянии бросились наружу и, попав на заманчивые просторы коварной раскаленной плиты, в ужасе запищали, превратились в ничто…
* * *
В светлом просторном кабинете нового здания республиканского Агропрома сидит весь персонал, из девяти человек, отдела по труду и зарплате. В глубине, заметно обособленно, больший по размеру, чем у других, стол начальника Арутюнова. Перед ним уже битый час, ожидая реакции на проверяемый годовой отчет по фонду зарплаты, сидит Самбиев Арзо. Арутюнов молча, недовольно машет головой, делает какие-то записи на листке, по мимике его смуглого лица подотчетный чувствует надвигающуюся грозу.
– Ладно, – вдруг встает начальник отдела. – Пойдем, Самбиев, покурим.
Увлекая за собой Арзо, Арутюнов углубился в глушь коридора.
– Ты что это на такую сумму переел фонд зарплаты? – прошипел, закуривая руководитель отдела.
Самбиев что-то невразумительно мямлил в оправдание. Еще долго спорили, выкурили аж по три сигареты, и, заканчивая перекур, Арутюнов сказал:
– Короче, Арзо Денсухарович, пока этого не будет, – он вытянул два пальца, – справка в банк не пойдет.
– Две тысячи? – изумился Самбиев.
– Не кричи… Это еще по-божески, учитывая твою неопытность.
В рабочем кабинете громкое официальное завершение поучений.
– Имея в виду, что вы впервые сдаете отчет, делаем вам поблажку и некоторую отсрочку для исполнения всех замечаний по отчету. А это… – Арутюнов протянул пачку бумаг, – новые положения и инструкции, изучите, пригодится.
В рассеянности покидая Агропром, Самбиев невольно вспомнил, как Арутюнов провожал предыдущего подотчетного из другого хозяйства: «Имея в виду, что вы наш давний друг, делаем поблажку, идем навстречу и с выполненными замечаниями ждем в недельный срок».
К удивлению Самбиева, в руководстве колхоза никто не поразился пожеланиям Арутюнова, видимо это была «узаконенная» практика. Только Шахидов сделал встречные ремарки:
– Создай видимость исправления замечаний – это для работников отдела, а самого Арутюнова уговори на одну тысячу, иначе вычтем из твоей доли.
– Так что вычитать? – от безвыходности засмеялся