Бережливость чужда пасхальцам: будет день, будет пища. Девиз местных жителей — хака-ле, ничего! «Хака-ле!» — скажет пасхалец, потерял ли он нож, разбил ли миску или у него сгорел дом…

Однажды Арне, лежа на кровати в доме у старика Сантьяго, уронил горящую сигарету и принялся лихорадочно раскидывать солому, чтобы извлечь дымящийся окурок.

— Хака-ле, — спокойно покуривая, произнес Сантьяго. — Закури новую!

Рядом с такой веселой беспечностью, рядом с хака-ле особенно неуместными выглядели аку-аку. И пасхальцы всячески старались их избегать, однако ничего не делали, чтобы вовсе от них избавиться. Эти аку-аку, прячущиеся в утесах, были ложкой дегтя в бочке меда.

Мы знали старика Сантьяго как веселого, неунывающего чудака, всегда довольного жизнью, щедрого на смех и улыбку. Но лицо старика сразу посуровело, он чуть не рассердился, когда услышал, что Арне собирается жить один в палатке на берегу озера в кратере Рано Рараку. Сам он ни за какие блага не согласился бы ночью пойти в этот кратер. Аку-аку прячутся там за каждым идолом, свистят из зарослей камыша…

Вот почему я немало удивился, услышав теперь, что старик Сантьяго вызвался проводить нас в пещеру.

Была уже ночь, когда джип остановился возле каменного домика у дороги на Рано Рараку. Из археологов я взял с собой Арне, он лучше других знал Сантьяго; кроме того, с нами поехали капитан Хартмарк, штурман и чилиец Санчес. Из дома тотчас вышли Энлике с женой и молодой парень, которого они нам представили как сына Сантьяго.

— А сам Сантьяго где?

— Он заболел. Он не может с нами поехать. Но оп объяснил сыну, где пещера.

Так я и знал. Теперь все пойдет насмарку… Я вошел в дом проверить, насколько болен Сантьяго. Он сидел в углу на корточках с очень скорбным видом и при виде меня принялся нарочито кашлять. Я не обнаружил у него ни температуры, ни других признаков болезни. Зато сразу было видно, что старик не рад собственной затее.

— Сантьяго, старый плут, ты здоров, как тунец. Со мной неужели тебе страшны аку-аку?

Сантьяго жадно схватил сигарету и усмехнулся, собрав в гармошку морщины около глаз.

— У меня спина болит, сеньор.

— Тогда тебе надо бросать курить.

— Она не так сильно болит.

Я продолжал шутить и балагурить, наконец старик нехотя вышел из дому и с натянутой улыбкой сел в джип.

Итого нас стало девятеро. Сантьяго, суровый и молчаливый, сидел рядом со мной и показывал дорогу. От Рано Рараку мы свернули к южному побережью и поехали по чуть заметной колее над обрывом. Приходилось держаться обеими руками, потому что разглядеть дорогу было почти невозможно, зато тем сильнее мы ее ощущали.

— Это не такая пещера, где прячут вещи, сеньор, — вдруг сказал старик, надеясь, что я передумаю.

— Разве в ней совсем ничего нет?

— Есть… немножко. Я с семнадцати лет не бывал там. Одна старая бабка перед смертью показала мне эту пещеру.

Не доезжая Ваиху, старик попросил нас остановить машину, и дальше мы пошли пешком. Светила яркая луна, и, когда мы спустились к самому обрыву, я снова увидел внизу седой прибой, штурмующий в ночи лавовую баррикаду. Сантьяго нес самодельную веревочную лестницу: две тонкие веревки с редкими перекладинами. На краю скалы мы остановились, и жена «Сына вождя» передала старику пакет, из которого он достал зажаренную в банановых листьях курицу. Сантьяго предложил мне гузку, «потому что я тебе показываю пещеру». В пакете лежал еще печеный батат, но я получил только гузку, а другим и вовсе ничего не досталось. Все остальное было положено на каменный выступ,

Внезапно старик, обратившись лицом к морю, негромко запел монотонную песню. И так же внезапно, словно на середине, песня оборвалась. Сантьяго медленно повернулся ко мне и попросил, чтобы я обещал ему оставить в пещере какую-нибудь одну вещь, все равно какую. Дескать, таков «закон». И объяснил, что, так как пещера принадлежит ему и в ней покоятся его дальние родичи, он пропел для аку-аку имя владельца.

После этого он зацепил веревочную лестницу верхней перекладиной за торчащий камень и швырнул ее вниз с обрыва.

Я лег на живот и посветил фонариком. Мы находились на широком карнизе, ниже которого лестница свободно висела в воздухе. Сантьяго велел сыну раздеться до трусов — он должен был спускаться первым. Там, где лестница прилегала к скале, было трудно ухватиться за веревки, а расстояние между перекладинами показалось мне очень большим. Всего десять метров отделяло нас от беснующихся волн, но и двух было достаточно, чтобы, сорвавшись, разбиться насмерть о купающиеся в пене острые камни.

Спустившись метра на три, сын Сантьяго вдруг исчез. Лестница опустела, и, сколько мы ни светили фонариком, никого не было видно. Очевидно, он нырнул в какую-нибудь щель в скале, скрытую от нашего взгляда. Энлике, спускаясь следом, тоже пропал из виду в этом месте. Только к спуску приготовился третий, как мы с удивлением увидели, что «Сын вождя» во всю прыть карабкается обратно наверх.

— Ты видел что-нибудь? — спросил я.

— Да, там длинный туннель, он ведет в пещеру.

— А в пещере что?

— Вот этого я не видел. Я не стал входить, я не привык к пещерам.

— Кто не привык к пещерам, боится демонов, — объяснил старик Сантьяго.

Энлике подтвердил, что это так. Жена испуганно смотрела на него и явно радовалась, что супруг вернулся в сохранности. Когда пришла моя очередь спускаться вниз по тонким перекладинам, я трусил не меньше, чем Энлике, хотя и по другой причине. Меня тревожил ненадежный камень, на котором висела лестница, и тревожили собственные слабеющие пальцы, которыми я не мог как следует взяться там, где веревка прижималась к скале. А чтобы дотянуться ногой до следующей перекладины, приходилось складываться так, что колено опорной ноги упиралось в подбородок. Наконец я миновал изгиб карниза и почти сразу увидел в стене узкую щель.

Взявшись покрепче руками за веревки, я стал лицом вверх продеваться сквозь лестницу, пока не попал ногами в щель. Качаясь в воздухе, я с превеликим напряжением втиснул их внутрь до колена, потом, вися на локтях, сделал повое усилие, но мне не во что было упереться, веревочная лестница только отклонялась все дальше назад. Тогда я начал подтягиваться пятками. У меня вся спина разламывалась от боли, когда я наконец подтянулся настолько, что можно было отпускать одну руку, чтобы поискать на скале более надежную опору. Тут лестница раскачалась так, что едва не выдернула меня из туннеля. Наконец я решился разжать вторую руку и повис лицом вверх — половина корпуса в щели, половина торчит наружу. «Сын вождя» всю эту часть пути одолел шутя… Только забравшись в туннель с головой, я почувствовал себя в безопасности. Ногами вперед я прополз еще несколько метров, вылез из прохода в пещеру с низким сводом и облегченно вздохнул там, где Энлике оробел и отступил.

В тайнике горела свеча, зажженная сыном Сантьяго, и когда я сел, то увидел, что мы окружены скелетами. Здесь, завернутые в циновки из камыша тотора, покоились родичи Сантьяго. Бурый сопревший камыш крошился от малейшего прикосновения, а некоторые кости приобрели странный сине-зеленый оттенок. Прямо у моих колен лежали бок о бок два скелета, подле которых были положены маленькие свертки из того же истлевшего камыша. Я осторожно потрогал пальцем один сверток и под рассыпающимся камышом нащупал что-то твердое.