Родзянко в своей телеграмме на имя нач-ка штаба Верховн. Главнокомандующего для доклада Государю уже указывал на критическое положение страны, находящейся накануне полного краха.

«России, — телеграфировал Родзянко — предстоит заключить позорный мир. Единственное спасение, единственный выход из создавшегося положения, это — назначение лица, облеченного доверием страны во главу Правительства, с предоставлением ему полномочий сформировать ответственное министерство».

Копию этой телеграммы Родзянко адресовал и Главнокомандующему Юго-Западным фронтом генералу Брусилову Последний повторил ее в адрес Генерала Алексеева с припиской для доклада Государю, что единственный выход из создавшегося положения, это — пойти по пути, предлагаемому Родзянко.

Таким образом, первым из вождей армии, обратившимся к Государю с просьбой о даровании стране ответственного министерства был ген. Брусилов.

Настроение Ставки и в эти дни еще было относительно спокойное; жизнь шла нормальным порядком; все продолжали выполнять свою работу. Событиям в Петрограде как будто не придавали серьезного значения; их рассматривали как серьезный бунт, но который должен быть подавлен властью. Сообщения Родзянко считали преувеличенными.

Не было заметно, во всяком случае наружно, никаких перемен и в укладе жизни дворца; все шло по установленному порядку и этикету.

В этот день, 26 февраля (воскресенье) Государь был в дворцовой семинарской церкви, и я видел его возвращающимся оттуда в сопровождении барона Фредерикса, Воейкова и генерала Лукомского. Затем Государь приходил в Управление Генерал-Квартирмейстера и принимал очередной оперативный доклад начальника штаба.

Поступившие в течение 27 февраля из Петрограда сведения рисовали уже весьма тревожные картины развертывавшихся там событий. Бунт, по-видимому, разрастался.

С утра 26 февраля начались серьезные волнения в войсковых запасных частях гарнизона Петрограда.

Необходимо здесь отметить, что столица в это время была буквально наводнена сотнями тысяч запасных.

Это был в своем огромном большинстве совершенно сырой, мало дисциплинированный материал.

Это были не солдаты, а одетые в солдатские шинели разных категорий люди, для приведения коих в солдатский вид нужно было и время, и совершенно другая обстановка, и, наконец, что самое важное, достаточное количество хорошего качества обучающего (офицерского и унтер-офицерского) кадра.

Обстановка большого города развращающе действовала на запасных. Регулярные и продуктивные занятия с ними не могли вестись, т. к. на 5000 человек приходилось примерно два-три офицера, да и то в большинстве случаев прошедших только ускоренные военно-училищные курсы или школу прапорщиков, не имевших ни опыта, ни достаточных знаний, и кои сами нуждались в руководстве.

В общем, запасные были распущены, не дисциплинированны, а главное, идти на фронт не хотели.

Это был горючий, быстро воспламеняющийся материал для производства всякого рода беспорядков; это был пороховой погреб, который от брошенной революционной искры и взорвал основной фундамент, на котором держалась наша родина, положив начало всей дальнейшей катастрофе.

26 февраля некоторые запасные части вышли из казарм на улицу и присоединились к демонстрировавшим толпам рабочих и подонков населения.

Посланные на усмирение запасные войсковые части отказались употребить оружие против бунтовщиков.

Произошли вооруженные столкновения с полицией, в результате были убитые, в том числе и офицеры[5]. Характерно, что манифестанты избивали и даже убивали лиц, кричавших «долой войну».

Ген. Хабалов объявил Петроград на осадном положении.

Для подавления же беспорядков он и Воен. Мин. ген. Беляев просили командировать в Петроград надежные войсковые части.

В телеграмме, полученной в ночь на 27 февраля, Председатель Сов. Министров кн. Голицын доносил Государю, что ввиду создавшегося положения и на основании данных ему Государем инструкций он распустил Государственную Думу и Государственный Совет. В агентских телеграммах Указ о роспуске Думы и Совета был датирован — «25 февраля. Ставка»; из этого мы заключили, что Указ был заготовлен и подписан Государем заранее, а кн. Голицын только проставил дату и место отдачи.

В последующих телеграммах он доносил, что в Петрограде уже революция, что восставшими войсками занята Государственная Дума, Государственный Совет, Арсенал, просил уволить в отставку Кабинет Министров и дать стране ответственное министерство.

Позднее кн. Голицын донес, что Кабинет Министров сложил с себя свои полномочия… Россия осталась без правительства…

Так быстро и уже грозно развертывающиеся события в Петрограде не могли не сказаться на настроении Ставки и не отразиться на привычной деловой работе. На фронте было спокойно, и мысли всех переносились туда, к очагу начинавшегося пожара, который, по-видимому, все больше и больше разгорался.

Кн. Голицына и ген. Хабалова обвиняли в трусости и бездействии власти. Вопрос о необходимости самыми крутыми мерами подавить беспорядки в столице или же, как телеграфировали несколько дней тому назад Родзянко и кн. Голицын, дать стране давно ожидаемое ответственное министерство и этим положить начало умиротворению расходившихся в Петрограде страстей, было основной темой разговоров и суждений.

Промедление в принятии того или другого решения могло повести к расширению бунта, который легко мог переброситься в другие пункты, а главное, затянувшиеся беспорядки в столице-центре управления государством — могли отразиться печально на ходе жизни страны и управления ею, а затем переброситься и в армию.

Большинство в указанных выше суждениях склонялось к тому, что следует уступить и дать ответственное министерство.

Слово «революция» уже было на устах многих. В этот день Государь Император, как всегда, пришел около 11 ч. у. в Управление ген. Квартирмейстера и, приняв оперативный доклад, долго беседовал с ген. Алексеевым наедине.

Содержания этой беседы, конечно, мы не знали, но, по-видимому, обсуждался вопрос о текущих грозных событиях, происходивших в столице, об отъезде Государя в Царское Село к больным детям[6] и о назначении в Петроград популярного генерала для наведения порядка, ибо вскоре стало известно, что Государь утром 28/2 уезжает в Царское, а в Петроград с чрезвычайными полномочиями командируется находившийся в почетной отставке и проживавший в вагоне на могилевском вокзале, престарелый и мало активный ген. Н.И. Иванов и с ним Георгиевский батальон Ставки.

Кроме того, было приказано Главнокомандующим Северным и Западным фронтов командировать в Петроград для усмирения беспорядков по бригаде пехоты и конницы.