По имевшимся в Ставке сведениям ген. Иванов, прибыв с частью Георгиевского батальона в Царское, не пытался пробиться в Петроград, а оставался в бездействии, не проявляя никакой активности.

Среди солдат батальона шла усиленная агитация, дисциплина падала, и его действительно нужно было возможно скорее увести оттуда, на что и последовало разрешение Государя Императора.

Настроение в Управлении Генерал-Квартирмейстера лихорадочное и возбужденное; все в волнении, все ждут того или иного разрешения создавшегося кризиса. В Пскове решается судьба Императора. Какое решение примет Император? Ответа же на телеграммы Генерала Алексеева и вообще каких бы то ни было сведений из Пскова не было с утра.

Около 15 час. меня вызвал к себе Генерал-Квартирмейстер, и я по его указанию написал и отправил телеграмму начальнику штаба Северного Фронта Генералу Данилову об ускорении ответа Государя на телеграммы ген. Алексеева.

16 час. 52 мин. Свершилось… «Нет той жертвы, которой Его Величество не принес бы для истинного блага Родины»…

В тот момент, когда я перечитывал донесения с фронта и делился своими впечатлениями с Ген. шт. подполковником Лебедевым, вдруг с шумом распахнулась дверь, и в нашу комнату вошел Ген. шт. подполковник Тихобразов с телеграммой в руке и, волнуясь, прочел приведенную выше цитату из только что полученной телеграммы из Пскова от начальника штаба Северного Фронта. Наступила гробовая тишина… Затем все вскочили с мест, обступили Тихобразова, который прочел полный текст телеграммы.

Телеграмма гласила:

«Около 19 час. (7 час. вечера) сегодня Его Величество примет члена Государственного Совета Гучкова и члена Государственной Думы Шульгина, выехавших экстренным из Петрограда.

Государь Император в длительной беседе с Генерал-Адъютантом Рузским в присутствии моем и Генерала Саввича выразил, что нет той жертвы, которой Его Величество не принес бы для истинного блага Родины. Телеграммы Ваши и Главнокомандующих были все доложены. 2 марта 16 час. 30 мин. Генерал Данилов».

Приведенные выше слова Государя, в которых слышалась глубокая любовь к Родине и готовность к самопожертвованию во имя ее блага, долго звучали в моих ушах, и в то же время невольно думалось, как это Государь, еще три дня тому назад, исходя из любви к родине и пользы ей, не желал дать только ответственное министерство, ныне, тоже во имя блага родины, решился на такой величайшей важности акт, как отречение от престола?

Весть о предстоящем отречении Государя быстро стала достоянием служащих Управления.

Отречение Государя рассматривалось как тяжкий, но видимо неизбежный шаг после того, как Государь отверг своевременные по ходу событий советы Кн. Голицына, Родзянко и искреннего патриота Генерала Алексеева о даровании стране ответственного министерства, что, казалось, положило бы начало успокоению столицы и после того, когда старая власть, оказавшись неспособной подавить бунт, дала ему возможность разрастись в революцию и затем, признав свое бессилие, самовольно бросила управление страной… Надеялись, что будущая новая власть сумеет навести порядок в Петрограде и успокоить страсти.

По получении указанной выше телеграммы из Штаба Сев. Фр. ген. Лукомский спешно пригласил г. Базили; спустя некоторое время был составлен и передан в Псков проект манифеста об отречении Императора от Престола в пользу Сына.

О тех событиях, которые происходили в Ставке в этот день, вечером 2 марта, у меня записано следующее.

3 марта. Вчерашний день — 2 марта был великим историческим днем моей Родины.

Император Николай II при жизни ушел в историю…

Открылась новая страница истории России; какие-то письмена будут занесены на эту страницу!..

События же минувшей ночи будут памятны мне всю жизнь.

До вечера не было никаких известий из Пскова. Дежурный офицер ген. штаба по требованию Генерал-Квартирмейстера часто запрашивал «по Юзу» Псков. Оттуда или вовсе не отвечали, или сообщали, что для Ставки на аппарате нет телеграмм.

Примерно около 11 час. вечера, в комнате дежурного офицера, рядом с «аппаратной», собралось большинство офицеров Управления Генерал-Квартирмейстера. Был и Великий Князь Сергей Михайлович.

Все ждали, каково будет решение Государя в связи с посланным проектом манифеста и приездом из Петрограда Гучкова и Шульгина. Так как, по имевшимся сведениям, Шульгин и Гучков должны были приехать в Псков в 7 час. вечера, то предполагали, что к 11 час. уже будут известны результаты представления их Государю.

Великий Князь Сергей Михайлович, бледнее обыкновенного, но сохраняя спокойствие, сидел на диване, усиленно курил, почти не вынимая изо рта сигары, и вел с окружавшими его офицерами разговор на тему о текущих событиях и о том, согласится ли Государь с текстом посланного из Ставки манифеста.

«Все богатые люди», — заметил Великий Князь, говоря о членах Временного Правительства, и в частности о Терещенко.

Я стоял у большого зеркала, возле дивана, на котором сидел Великий Князь. Рядом со мной стоял Ген. шт. Подполковник Д.А. Лебедев[9] и Ген. шт. Ген. — Майор Скалой[10].

Против Вел. Князя на стуле сидел Ген. Шт. Полковник Барановский[11], далее стояли Ген. шт. Полковники Киященко, Сергеевский, Ротм. Давыдов, г-н Базили, личный доктор Вел. Князя и другие. Дверь в аппаратную была открыта, и оттуда доносилось щелканье аппаратов Юза.

Около 1 ч. 30 м. ночи из аппаратной вышел Подполковник Тихобразов и, сообщив, что сейчас «Псков» будет передавать срочную телеграмму, пошел доложить об этом Генерал-Квартирмейстеру.

Вслед за Великим Князем большинство офицеров вошло в аппаратную и обступили аппарат Юза, который готовился принимать депешу.

Когда подошел генерал Лукомский, начался прием телеграммы. Великий Князь стал непосредственно рядом с Лукомским и смотрел на вытягивавшуюся ленту, на которой выстукивался текст телеграммы.

Я стоял правее Великого Князя и сбоку смотрел на появлявшиеся на ленте слова; по временам я мельком взглядывал на Вел. Князя.

…«Его Величеством подписаны указы Правительствующему Сенату о бытии Председателем Совета Министров Князю Георгию Евгениевичу Львову и Верховным Главнокомандующим Е.И. Великому Князю Николаю Николаевичу». «Ответственное Министерство!..» — мелькнуло у меня в голове.