— Я знал это уже в тот день, когда ты обиделась, отказавшись ехать на Вороне. А потом заперлась у себя в комнате. А я всю ночь, как глупый тролль проторчал под твоими окнами.

Меня кольнуло что-то, быстро и прямо в сердце. Ведь помнила тот день будто только вчера все произошло. Как он обнял крепко, совсем не по-братски, а потом целовал волосы. Как увидела, что морщится, словно я лягушка уродливая, и ему противно.

И то, что он проторчал тогда под окнами одну ночь, лишь малое наказание за причиненную боль. Это ведь я сейчас могу послать его в дальнее путешествие и не дрогнуть, а тогда была глупой девочкой, которой практически вырвали сердце.

— Думаешь пустая ссора послужит тебе оправданием? «Богиня, я целую ночь проспал под деревом у дома подруги, вместо того чтобы это время потратить на охмурение деревенских простушек», — я весьма похоже передразнивала его голос, по крайней мере хотелось в это верить. — «Мне была нанесена смертельная обида, и поэтому я послал всех знакомых в глубокую бездну и сбежал охмурять городских целительниц».

Его передернуло. Я видела, потому что теперь в упор смотрела на напряженную спину бывшего друга.

— Какой же ты еще ребенок, Камелия… С тобой разговаривать, как воду в ладонях носить, все равно большая часть выльется, — а потом, чуть подумав, сказал. — Эту городскую целительницу зовут Олия.

— Какая важная информация, обязательно запомню, — и добавила мстительно. — Чтобы в случае болезни никогда к ней не обращаться.

Да, так себя воспитанные девушки не ведут. Но он сам сказал, что я ребенок, пусть теперь пожинает плоды.

— Но меня теперь есть кому защищать, Лир. Поэтому, надеюсь, помощь целителей в ближайшее время не понадобится.

Он не выдержал, оборачиваясь. И я замерла, с ужасом вглядываясь в знакомое лицо. Изменился. Прямо сейчас. Будто силу не может сдержать, и она вырывается темным облаком, окружая и подчиняя.

Я уже видела Лира таким, в дверях общежитской комнаты, когда Арон меня целовал. Другая сила, не такая как раньше. Он ведь если в детстве злился, не расплывался темными змейками, а просто швырял пульсары в дерево. Я закрыла рот рукой, чтобы не сказать ничего лишнего. Ведь могу его спровоцировать случайно, и потом даже косточек не останется.

— Что с тобой происходит, Лир? Откуда такая настойчивость? Ты бросил меня одну, в глуши. Я не умерла от этого, не кинулась в море и даже ядом самодельным не стала травиться, как угрожала тебе однажды, вынуждая провести ритуал. Я собрала всю волю в кулак и начала строить жизнь заново. Тяжело, да, но получилось. Ты исчез, заметая следы. Так что изменилось с тех пор? Увидел меня с Ароном и взыграло мужское честолюбие? Или проснулась, наконец, братская любовь, и захотелось защищать? В любом случае, это уже не твое дело. Я говорила не так давно. У Арона намерения в отношении меня серьезные, переживать не о чем. У нас любовь, пусть это тебя успокоит.

Но он меня не слышал, видимо зацепившись за ту часть разговора, где я пыталась его передразнить.

— Ты злишься, что я вмешиваюсь в твою жизнь. Тогда зачем раз за разом перемалываешь мою? Детские обиды на юношеские связи. Да, у меня были девушки. Ну так это естественно, Камелия. Я не отшельник, а здоровый мужчина.

— Ты до сих пор ничего не понял, Лир! — я готова была кричать. — Я злюсь не на наличие девушек, а на то, что ты всегда так открыто заводил отношения. Ни в грош не ставя меня. Отмахивался от младшей подруги, как от назойливой ящерицы, стоило на горизонте появится смазливой мордашке. А я ведь тоже девушка, Лир! Разве ты не видишь? — я поднялась со стула, скидывая верхний халат, чтобы остаться в одной сорочке. Он видел меня такой ни раз, но сейчас смотрел по-другому. Так, что бросало в жар и подгибались колени. И как-то сразу пожалелось о своем недальновидном поступке. Хотела показать, что выросла? На, получай нормальную мужскую реакцию на раздетое женское тело.

— Маленькая-маленькая девочка. До сих пор… — он снова менялся, приближаясь ко мне медленно, неуловимыми смазанными движениями. — Я же с ума по тебе сходил все эти годы, думал сгорю заживо. А ты как зверек дикий, только и знала, что обижаться и колючки выставлять. А уж затея с братанием чего стоит… Думал, придушу тебя прямо там, на пастбище, — я не могла поверить в то, что он сейчас пытается до меня донести. Слушала, но слова никак не желали укладываться в предложения.

— Надеялся, заведу роман на стороне, разглядишь во мне не просто друга, но лишь себе хуже сделал. Отторжение какое-то пошло, что и не подойти к тебе было. Думал сначала — ревнуешь, радовался как дурной. А ты лишь зубы выпускать стала. Надо же, внимания малышку лишили, друга увести хотят. Как я должен был к тебе пробиться, Камелия?

Когда ты в упор меня как мужчину не видела? Братская любовь? Да я убить за тебя готов! Рика, Арона, любого.

Он метнулся ко мне резко и зло, схватив в объятия, как тогда, в парке, что не выбраться. И с рыком, удерживая за затылок впился в губы. И мое тело прошибло разрядами, будоража кровь, сметая выстроенные блоки и условности.

Лир даже не думал меня жалеть, целуя с таким голодом и обреченностью, что становилось тошно и вязко. Я погибала в нем, судорожно цепляясь за плечи, пытаясь стать еще ближе. Прижималась тесно, желая почувствовать каждой клеточкой его тело, твердое, будто выточенное из камня.

Он поднял, подцепив под ягодицы, заставляя обвивать ногами талию. Сознание застилало туманом, заставляя стонать и целовать еще глубже. Руки Лира, уже проникшие под сорочку, гладили обнаженную спину, нагло подбираясь к груди и совершенно вышибая посторонние мысли.

Я замычала, пытаясь выразить протест, хоть в слова облечь его ни за что не смогла бы. Он ругнулся в ответ, затыкая рот очередным сумасшедшем поцелуем и упрямо направляясь к кровати.

Настойчивый стук прозвучал глухо, будто пробиваясь сквозь плотный слой ваты. И мне никак не удавалось соединить в сознании эти моменты будто разных реалий — дергающуюся дверь и горячие руки, путешествующие по почти обнаженному телу…

Первой мыслью было — Арон вернулся. И накрыло такой гаммой чувств, что хватило бы и на легион солдат. Опасность, отрицание, вина, чужая боль, скручивающая внутренности, будто своя.

Я должно быть застыла, потому что целующий мою шею Лир, ранее не замечающий стука, тоже замер, прислушиваясь. Что же мы творим такое? Меня гнуло и ломало осознание своей никчемности. Какая же я всё-таки подлая, мерзкая, безголовая…

Жёстко оттолкнув человека, видимо посланного Богиней мне в наказание, принялась оправлять сорочку и искать валяющийся халат. Но била такая дрожь, что руки нормально подчиняться отказывались.

Видя мои мучения, Лир принялся помогать. Аккуратно завязал пояс на халате, поправил в беспорядке рассыпавшиеся волосы.

Почему он ещё тут? Как выпутаться-то теперь…

Я решила не открывать вообще. Постучат и уйдут. В крайнем случае скажу, что наложила сонное плетение и ничего не слышала. Но внутри было настолько муторно, что справится с собой не удавалась.