— Ах, боюсь, что у меня не хватит твердости духа. Это было бы таким позором — провалиться, особенно если Гил… если другие поступят. А я всегда так нервничаю на экзаменах, что, боюсь, все перепутаю. Хорошо бы иметь нервы, как у Джейн Эндрюс! Ее ничто не выведет из равновесия.

Аня вздохнула и, оторвав взгляд от прелести весеннего мира, чарующего свежестью ветерка, голубизной неба и молодой зеленью сада, снова с головой погрузилась в чтение. Будут и другие весны, но Аня была убеждена, что если она не поступит в семинарию, то уже никогда не сможет насладиться ими вполне.

С концом июня пришло и окончание учебного года, и завершение периода правления миссис Стейси в авонлейской школе. В последний день Аня и Диана возвращались домой в самом печальном настроении. Красные глаза и мокрые носовые платки были убедительным свидетельством того факта, что прощальные слова мисс Стейси оказались не менее трогательными, чем слова мистера Филлипса в подобных обстоятельствах за три года до этого. У подножия поросшего елями холма Диана оглянулась на школьное здание и глубоко вздохнула.

— Кажется, будто всему конец, правда? — сказала она уныло.

— Тебе должно быть гораздо легче, чем мне, — ответила Аня, безуспешно пытаясь найти сухое место на своем носовом платке. — Ты снова вернешься в школу следующей зимой, а мне, вероятно, придется покинуть дорогую старую школу навсегда… разумеется, если мне повезет.

— Это будет совсем не то. Мисс Стейси не будет, тебя, Джейн и Руби, наверное, тоже. Мне придется сидеть одной, потому что я не соглашусь сидеть с кем-то другим после тебя. Ах, какое было замечательное время, правда, Аня? Но ужасно подумать, что все позади.

Две крупные слезы скатились по носу Дианы.

— Если бы ты перестала плакать, я бы тоже смогла остановиться, — сказала Аня умоляюще. — Стоит мне убрать платок, как я вижу, что у тебя глаза наполняются слезами, и снова от этого плачу. Как миссис Линд говорит: "Если вы не можете радоваться, радуйтесь, как можете". Но все же, мне кажется, я вернусь в школу в следующем году. Как раз сейчас одна из тех минут, когда я уверена, что не поступлю. И эта уверенность стала появляться пугающе часто.

— Ну что ты! Ты отлично себя показала на экзаменах, которые устроила мисс Стейси.

— Да, но на этих экзаменах я не нервничала. Но ты не можешь вообразить, какая ужасная холодная дрожь появляется здесь, возле сердца, Когда подумаю о настоящих экзаменах. И к тому же мой номер на экзаменах — тринадцать, а Джози Пай говорит, что это роковое число. Я не суеверна и знаю, что это не имеет значения. Но все-таки я предпочла бы не быть тринадцатой.

— Как бы я хотела быть там с тобой, — сказала Диана. — Мы замечательно провели бы время. Но я думаю, тебе придется зубрить целыми вечерами.

— Нет; мисс Стейси взяла с нас обещание совсем не заглядывать в учебники. Она говорит, что это нас только утомит и запутает и что мы должны выходить на прогулки, совсем не думать об экзаменах и рано ложиться спать. Это добрый совет, но боюсь, трудно будет ему следовать. Я думаю, всем хорошим советам трудно следовать. Присси Эндрюс говорила мне, что всю неделю, пока шли экзамены, она засиживалась далеко за полночь и зубрила изо всех сил; и я тогда решила, что буду сидеть, по меньшей мере, так же долго, как она. Как это мило со стороны твоей тети Джозефины, что она пригласила меня остановиться в Бичвуде, когда я буду сдавать экзамены.

— Ты напишешь мне из города, хорошо?

— Я напишу во вторник вечером и расскажу, как прошел первый день, — пообещала Аня.

— В среду весь день буду торчать на почте, — заверила Диана.

Аня уехала в город в следующий понедельник, а в среду Диана «торчала» на почте, как и было условлено, и получила следующее письмо.

"Дорогая моя Диана, — писала Аня. — Вот уже вечер вторника, и я пишу это письмо в библиотеке Бичвуда. Вчера вечером мне было ужасно грустно совсем одной в моей комнате, и я так жалела, что тебя нет со мной. Я не могла зубрить, потому что обещала мисс Стейси этого не делать, но было так же трудно удержаться и не открыть учебник истории, как прежде было трудно не начать читать повесть до того, как выучены уроки.

Сегодня утром за мной зашла мисс Стейси, и мы пошли в семинарию, забрав с собой по пути Джейн, Руби и Джози. Руби предложила мне потрогать ее руки: они были холодные как лед. Джози сказала, что я выгляжу так, будто всю ночь не смыкала глаз, и что она не верит, что у меня хватит сил выдержать весь курс учебы, даже если я и поступлю. Бывают моменты и даже периоды, когда мне кажется, что я не продвинулась в своих стараниях полюбить Джози Пай!

Когда мы пришли в семинарию, там были десятки учеников со всего острова. Первым, кого мы увидели, был Муди Спурджен, который сидел на лестнице и что-то бормотал себе под нос. Джейн спросила его, что же это такое он делает, а он сказал, что постоянно повторяет таблицу умножения, чтобы успокоить нервы, и чтобы его, Бога ради, не прерывали, потому что, если он остановится хоть на минуту, его снова охватит страх перед экзаменом и он забудет все, что знал, и только таблица умножения позволяет ему сохранить порядок в голове!

Когда нам назначили экзаменационные классы, мисс Стейси ушла. Мы с Джейн сидели рядом, и Джейн была так спокойна, что я ей позавидовала. Серьезной, положительной, здравомыслящей Джейн таблица умножения не нужна! Интересно, неужели я и выглядела так, как себя чувствовала, и было ли слышно на весь класс, как у меня колотилось сердце? Потом вошел какой-то мужчина и начал раздавать экзаменационные билеты по английской литературе. У меня похолодели руки и голова закружилась, когда я взяла мой билет. На один ужасный момент, Диана, я почувствовала себя точно так же, как четыре года назад, когда я спросила Мариллу, смогу ли я остаться в Зеленых Мезонинах. А потом все у меня в голове прояснилось, и сердце снова стало биться — я забыла сказать, что на мгновение оно совершенно остановилось! — потому что я поняла, что так или иначе, но с этим билетом я справлюсь.

В полдень мы пошли домой на обед, а потом снова вернулись на экзамен по истории. Билет по истории был довольно трудный, и я ужасно запуталась в датах. Но все-таки мне кажется, что сегодняшний день прошел неплохо. Но завтра, Диана, завтра — экзамен по геометрии! И как только подумаю об этом, у меня пропадает вся решимость не открывать моего Евклида.[15]Если бы я полагала, что таблица умножения мне поможет, то повторяла бы ее прямо с этой минуты и до завтрашнего утра.

Вечером я сходила повидать наших девочек. По пути мне попался Муди Спурджен, который рассеянно брел по улице. Он сказал, что, без сомнения, срезался по истории, что был рожден на мучение своим родителям, что вернется домой первым утренним поездом и что, во всяком случае, будет легче стать плотником, чем священником. Я постаралась подбодрить его и убедила остаться до конца, потому что будет нечестно по отношению к мисс Стейси, если он уедет. Иногда я жалею, что не родилась мальчиком, но когда я вижу Муди Спурджена, всегда радуюсь, что я девочка и к тому же не его сестра.