— Много их у вас? — поинтересовался хазарин.

— Хватает. Улица до самого кладбища Невинно убиенных тянется.

Лицо у Исина вытянулось.

— И что большое кладбище?

Купец оторвал взгляд от халата и посмотрел на прилавок. Покупателей не было и он задумался вспоминая.

— Да нет вроде… Не больше чем пять других…

Взмахом руки богатырь отпустил купца за прилавок и они отправились по указанному пути. Когда отъехали подальше Исин спросил:

— Ну что? Хороший город? Заметили, чем он торгует?

— А чего замечать? Веревками простыми…

— Простыми… — вздохнул Исин. — В этом городе, поди простых веревок нет. Тут, пожалуй все для виселиц.

— А нам какое дело? — сказал Гаврила — Мы тут проездом. Продадим — купим, только нас тут и видели…

Избор вспомнил стену города.

— Если к стене не приклеят.

Гаврила хлопнул себя по рукояти меча.

— Отклеимся.

Избор рассеянно кивнул и Масленников понял, что все это его уже не интересует и мыслями воевода уже был не только за стенами, но и за горами… Иосиф широко раскрытыми глазами смотревший вокруг спросил:

— Как тут только люди живут?

— Да какая это жизнь — куда не посмотришь мертвяки мерещатся.

— Ну не вся же жизнь такая? Наверняка ведь песни поют, — заступился Исин за горожан.

— О покойниках.

— Пляшут.

— Или на могилах, или на похоронах.

— Сказки детям рассказывают.

Гаврила махнул рукой и направил коня по Членовредительской. Они добрались до «Трех палачей». Напротив заведения стояла виселица. На виселице висел покойник, прямо под его ногами играли дети. Из открытых дверей на все это с улыбкой смотрел толстый человек в белом переднике.

— Безумный город, — сказал Исин. — Сделали смерть смыслом жизни!

— Не свою — чужую. Как тут только дети родятся?

Избор махнул рукой. Тут начинались ряды золотых дел мастеров. Там они, не особенно торгуясь, поменяли несколько камней с халата на несколько мешочков с серебром и золотом. Уклонившись от попыток хозяина продать им серебряные пытошные клещи и позолоченные гвозди для вколачивания под ногти они пошли тратить деньги на одежду и еду.

С каждой покупкой на душе Гаврилы становилось все легче и легче — городские ворота становились все ближе и ближе.

— Город маленький, а воспоминаний надолго хватит. Как о нем подумаю — сразу виселицу вспомню…

— Это ты зря, — отозвался Избор. Камни камнями, а кошель что приятно оттягивал пояс подкреплял его уверенность в будущем. — Город чистый… Мрачновато только, а так — ничего.

Улица вывела их на площадь, к воротам. На площади еще сновали люди опоздавшие к торгу, но пахло уже не соломой и навозом, а съестным. Запах еды, словно протянутая поперек дороги веревка остановила Избора около корчмы. У дверей вместо вывески стояли, сыто порыгивая, подвыпившие горожане и смотрели на них.

— Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?

— Зачем? Еда есть…

— Потом хоть корчму добрым словом вспомнишь.

— Мимо едем. Все равно поесть стоит, — поддержал воеводу Исин. Гаврила оглянулся, не зная что сказать.

— Тут кусок в горло не полезет.

— Сухой не полезет — смочишь.

— И я есть хочу, — подал голос Иосиф, про которого все забыли.

— Терпи. А то оставим в городе, придется к палачу в ученики поступать…

— Оставь мальчишку, — отозвался Исин. — Дорога дальняя, поесть не помешает.

Гаврила уже сдаваясь спросил.

— Ну, а если что?

— Если что, то до ворот двадцать шагов. Ворота хлипкие, да стража худая. За ворота выберемся, а там ищи ветра в поле.

Гаврила хотел есть, но он и не хотел оставаться в городе. Богатырь смерил глазами расстояние до ворот, оглядел щуплого стражника, подпиравшего одну из створок. Ни створка, ни страж не казались опасными. Он нехотя, не из-за голода, а скорее из-за понимания необходимости слез и пробормотал.

— Мертвечиной накормят. Похлебкой из пальцев четвертованного.

Ни Избор, ни Исин ничего ему не ответили, и только Иосиф, сглотнув слюну, откликнулся.

— Мы быстро. Я даже жевать не буду. Сразу проглатывать.

Он догнал сотника и воеводу, когда те входили в корчму. Сделав первый шаг в темноту Избор ударился головой обо что-то гибкое и звенящее металлом.

— Ящер! — выругался Избор. — У кого в ушах звенит?

Из темноты раздался дружный хохот. Воевода провел рукой, ощупывая темноту перед собой.

— Цепи тут, — сообщил он друзьям. — Головы берегите.

Цепи связками и поодиночке свисали с потолка на малом расстоянии друг от друга. Кое-где на концах цепей блестели крючья, а где-то висели не то мешки не то трупы. Гремели цепи, голосили люди, в полумраке что-то качалось перед глазами. Не хватало только лунного света, что бы ощутить себя среди повешенных. Исин провел рукой сверху вниз. Он понюхал руку и к облегчению ощутил запах мяса.

— Да тут на убой кормят… — двусмысленно пошутил хазарин.

— Или травят сразу насмерть, — откликнулся Гаврила. Избор, приняв слова всерьез ответил.

— Если они сделали смерть развлечением, то этого быть не может. Какое это развлечение отравить человека?

— Ну, как же… Кто корчится, тот почти пляшет…

Глаза уже привыкли к полусвету и Избор разглядел тех, кто сидел рядом с ними. Ни один из сидельцев не обращал на них внимания — все были заняты своими делами. К ним подбежал бледный, как дух смерти, мальчишка и остановился с вопросительным видом.

— Вина, мяса, хлеба, — осторожно сказал Гаврила, помимо воли прикидывая куда этот отрок может подсыпать отраву.

— А так же еще чего-нибудь… — добавил хазарин оглядываясь.

Мальчишка вернулся через минуту с подносом уставленным кувшинами кружками и хлебом.

— А мясо?

— Режьте сами, — он показал на качающиеся туши. — Тут говядина, а там дальше свинина, баранина, оленина…

Избор подмигнул Иосифу и тот ринулся в темноту.

Понемногу они привыкали к странностям этого города.

— А ничего тут, — наконец сказал Гаврила. — Видно в этом городке и готовят с такой же любовью, как вешают, сажают на кол и рубят головы. Если так дело дальше пойдет не скоро мы отсюда выйдем.

Исин сдув пену с кружки прямо на стол заметил.

— Судьба свистнет — стрелой вылетим.

Иосиф, что возился с курицей захрустел костями и заглушил последние слова сотника. Гаврила скорее догадался, чем услышал их.