— Где остановились?

— Устроился в гостинице. Как бы нам встретиться, поговорить?

— Встретиться? Конечно, конечно. Обязательно встретимся. Повторите как Вас звать — величать… Помниться батюшку вашего по другому звали…

В который уже раз за последние дни внес ясность в проблему своего отчества и фамилии.

— Ну раз надо — поговорим. Приходите… да лучше прямо ко мне. Адрес знаете?… Хорошо… Правильно. Все верно… Жду Вас в пятнадцать ноль-ноль.

В три часа стоял у его дома, сталинской серой пятэтажки. Поднялся по лестнице, нажал кнопку звонка на обитой коричневым дермантином двери, окаймленной гвоздиками с блестящими, под золото, шляпками. Раздались шаги, кто-то глянул в смотровой глазок. Звякнула откинутая цепочка и дверь отворилась. Вытер ноги о половичок, вошел.

Передо мной стоял среднего роста, хорошо сохранившийся для своего возраста, пожилой мужчина с открытым располагающим лицом, красивым особой, мужской, появляющейся с годами красотой. На его пиджаке теснились три ряда орденских планок, в основном боевых, частью — юбилейных, значок ветерана и флотский флажок, выдаваемый за участие в дальних океанских походах.

— Лев Михайлович, — Представился. Подал руку.

Пришлось пожать и представиться самому.

— Здравствуйте. Снимайте плащ. Вот вешалка. Проходите в комнату.

По коридору, вдоль стен, уставленных стеллажами с книгами и канцелярскими папками, распухшими от вложенных бумаг, прошли в довольно большую, светлую комнату, служившую, судя по обстановке, кабинетом. Дубовые панели, массивный письменный стол с пишущей машинкой, книжные, тяжеловесные шкафы, три кресла на раскинутом по полу шерстяном туркменском ковре.

— Садитесь, — Писатель указал на кресло, стоящее особняком от двух остальных. Сам сел напротив.

— Почему, товарищ майор, Вы решили заняться этим делом?

— Это мой отец.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Узнал, к сожалению поздно, только после смерти матери.

— К сожалению? Вам, что плохо жилось?

— Живу нормально, не жалуюсь. Но дело не во мне. В добром имени отца.

— Что Вам известно об…. отце. О том… последнем бое…

— У меня есть вырезка из газеты с очерком, написанным этим же автором в сорок пятом, его же очерк написанный в пятидесятом году. Отчим — именно тот летчик, который спас отца и юнгу. Он расспрашивал о бое офицеров и матросов с уцелевших катеров. Они смогут подтвердить…

— Ну, где и кто станет их сегодня искать, да и память… дело в старости весьма ненадежное.

— Вы знаете автора статей? — В лоб спросил Льва Михайловича, решив посмотреть реакцию.

Ожидал чего угодно, испуга, гнева, даже раскаяния. Но ошибся. Лицо осталось невозмутимым. Красивое, честное лицо, интеллегентного, пожилого, много повидавшего на своем веку человека. Ни каких эмоций не отразилось на этом лице. Мне очень захотелось повторить с честным лицом процедуру, проведенную боцманом дядей Валей. Будь что будет. Начал привставать в кресле, но дверь распахнулась и в комнату быстрым шагом вошел ещё один человек.

— Без рук майор, без рук…. Не будем в очередной раз портить писательскую физиономию. Она — народное достояние. — Вошедший сочно рассмеялся, протягивая руку. Не дождавшись ответа подошел ближе, обхватил мои плечи сильными жесткими ладонями, чуть придавил, нажал и усадил обратно в кресло. Продолжая смеяться и распростроняя по комнате приятный аромат крепкого мужского одеколона, придвинул ногой кресло, по хозяйски устроился, поддернув, чтобы не морщились, выглаженные складки брюк.

Отличного покроя, дорогой костюм-тройка, прекрасно сидящий на спортивной фигуре, белоснежная нейлоновая рубашка, плотно, без морщин и складок, огибающая сильную шею, шелковый галстук с золотой булавкой, короткая стрижка, лицо… Простое, незапаминающееся лицо с голубыми, несмеющимися, контрастирующими с добродушной улыбкой и сочным смешком, холодными, прозрачными глазами.

— Это… — Начал было писатель.

— Это, старый друг и советчик — Иван Иванович, — Перебил вошедший. Так сказать — референт…. на общественных началах. Разговор-то у нас надеюсь, дружеский, конфиденциальный? Или я не прав? Вы ведь пришли только за тем, чтобы установить истину? Голую истину, только истину и ничего кроме истины.

Я вспомнил. Такие глаза, такие взгляды, смотрящие вроде на тебя и вместе с тем куда-то поверх головы, наблюдались у контриков-особистов с которыми приходилось сталкиваться. Учат их этому, что-ли, так смотреть на людей. Не перехватить этакий взгляд, не заглянуть в глаза. Вроде и нет тебя в комнате. Вроде не человек перед ним, а пустое место. Может гипнотизировать они стараются? Змеиный какой-то взгляд.

Иван Иванович смотрел на меня не отрываясь. Ждал ответа.

— Да, я желаю восстановить истину.

— Вот и прекрасно, майор, замечательно, сокол Вы наш краснозвездный. Можете не повторяться. Нам это известно. Сразу скажу, боцман… Вы ведь знаете его? Нет! Ну, не важно. Знаете — не знаете… Так, вот один боцман в поиске правды уже бил нашего Левушку по лицу. И справедливо, замечу, бил. Ха-ха-ха… Не дергайтесь Лев… Михайлович… не надо. Дело прошлое.

— Как Вы поняли… Или знали… Не будем терять времени на уточнения. Статьи все писал один автор — наш уважаемый писатель-ветеран Лев Михайлович. Талантливый, хороший, кстати, писатель, рекомендую найти его книжечки и почитать. Любит и знает морскую службу. Да и в боях, говорят, не трусил, неплохо себя показал. Теперь молодежь воспитывает. Боец идеологического фронта…

— Второе, — Он загнул палец с коротко подстриженным крепким розовым ногтем. — Почему псевдоним… Ну, я так понимаю, Вы майор уже начали догадываться. Чтобы жилось легче и писалось свободнее.

— Правильно я объясняю Лева? Не обижаешься?

Лев Михайлович, сгорбился в кресле, опустил голову, лица его не было видно, но кожа, просвечивающая сквозь густую спереди, но поредевшую на макушке, шевелюру налилась кровью, покраснели кончики ушей, сжатые на коленях фаланги пальцев.

— Не обижается. Чего ему обижаться?

— Итак, третье. Все печатные труды, а других у Льва просто нету, горячо патриотичны и выдержаны в духе линии Партии. Меняется линия — меняется и Лев и его произведения. Правильно это, майор? Вы, надеюсь, член Партии?

Молча кивнул, подтверждая его предположение.

— Следовательно, всё пока правильно.

— Это особый случай! Это фальсификация истории! — Прервал я его.

— Не перебивайте старших, майор, мы и так тратим на Вас массу времени. А время, как говорят, — деньги. Шучу, шучу. Нам приятно встретиться с сыном героя, да, да, героя, защищающим честь отца. Но…. Но дело здесь не простое. Есть некоторые обстоятельства.

— Вот Вы, майор, служите в стратегической авиации…