Он должен был двигаться в направлении Чумби; это была долина, которая вела самым прямым путем в Сикким и Индию, и традиционная долина, в которую дворяне бежали в случае неприятностей. Китайцы знали бы об этом, поэтому скорость и секретность в вопросе маршрута были необходимы.

Он отправится в путешествие с настоятельницей, сокровищем, Маленькой дочерью, другими европейцами, тремя женами и детьми губернатора и небольшим эскортом. Губернатор не мог сказать ему, какое влияние он окажет на китайцев; возможно, даже на неделю. В данный момент считалось, что их правый фланг приближается к северному Ходзо. Как долго ей будет противостоять новый депон с его пятью двенадцатифунтовыми пушками, его коллекцией старинных пушек Льюиса и его стратегией 1911 года, было предметом для размышлений. Губернатор предпочитал больше полагаться на свои силы в качестве переговорщика, чтобы выиграть время; однако то, что это будет выиграно для Хьюстона и его партии, а не для него самого, не вызывало сомнений. У него не было никакой надежды на собственное личное выживание.

‘Выпей, трулку. Ее некому оставить.’

Хьюстон, уже пьяный, допил. Вся семья была пьяна. Носильщики, которые принесли его, были пьяны. Он мог слышать, как они ломают вещи в другой комнате. Три жены губернатора были пьяны; они сидели в мрачной шеренге, вне пределов слышимости двух мужчин, которые лежали на диванах лицом друг к другу, между ними стояла стопка бутылок.

Уже было несколько сцен, связанных с количеством багажа и количеством слуг, которых жены могли взять с собой; и губернатор внезапно вспомнил о новом источнике неприятностей.

Он сказал, наклоняясь между двумя диванами и небрежно проливая арак в свои ботинки на пол: ‘Трулку – другое дело. Бреют головы. Сделайте это в монастыре перед отъездом. И сначала накачайте их наркотиками, иначе с этим никогда не удастся справиться. ’

"Брейте головы", - написал Хьюстон. Сначала наркотик.

‘И никаких нарядов в путешествии. Смотрите, они носят обычные дорожные одежды. Тщеславие, ‘ сказал губернатор, снова тяжело откидываясь на спинку кресла, – оно губит нас всех. Это путь Кармы, трулку.’

‘ О Карме, ваше превосходительство?

‘О карме. Я расскажу вам историю. Всего полтора года назад, трулку, я пожелал уйти в отставку...’

Было два часа ночи, прежде чем он уехал, кошмарный, пьяный отъезд в сильный мороз, запомнившийся одним трогательным моментом; потому что в самый последний момент, среди отвратительной суматохи плачущих жен и шатающихся слуг, он заметил, что младшей жены губернатора нет на месте,и сам ворвался в дом, чтобы найти ее.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы сделать это, потому что он дважды прошел мимо комнаты, ничего не слыша и не видя, настолько они были неподвижны. Во всем этом доме, с гаснущими масляными лампами, хлопающими дверями и бегущими слугами, было только одно спокойное место - личная часовня губернатора, и здесь он нашел ее, держащую мужа за руку и смотрящую ему в лицо.

Губернатор на мгновение не осознал, что Хьюстон стоит над ним, потому что он стоял на коленях спиной к двери, но вскоре он поднял глаза, и на его лице появилась улыбка редкого восторга. ‘Она хочет остаться со мной’, - сказал он.

Он покачал головой. Он медленно поднялся на ноги, поднимая вместе с собой жену, а затем поцеловал ее руки, одну за другой, и лоб.

"Иди, дитя мое", - сказал он. ‘Теперь иди’.

Хьюстон взял ее за руку. Девушка не сопротивлялась. Она не оглянулась на губернатора; но Хьюстон оглянулся, когда он уходил, подняв руку на прощание. Губернатор поднял один обратно к нему. Его маленький тонкий кошачий рот был невозмутимо закрыт, а глаза-щелочки, казалось, улыбались, но из них постоянно текли слезы.

2

Хьюстон покинул Ямдринг утром 25 октября, в темноте, все еще с ужасным похмельем; отправившись с пристани до того, как деревня зашевелилась, с отрядом из двадцати семи человек и шестнадцати лошадей в четырех больших кожаных лодках. Для лошадей были настелены доски, и их копыта были приглушены; их стреножили, как только они сели, и в течение получаса, без шума или беспорядка, маленькая флотилия была удалена.

К рассвету они достигли порогов у подножия озера. Они высадились здесь. Настоятельницу несли впереди в ее занавешенном паланкине, остальные следовали верхом или пешком, гребцы, по двое на каждую лодку, несли на головах легкое суденышко две мили до чистой воды.

Озеро впадало в небольшой быстрый ручей, который вскоре собрал несколько притоков, образовав широкую стремительную реку. В течение часа они были на нем на плаву.

Речной маршрут был предложен губернатором, и, хотя он был более кружным, чем по суше, имел то преимущество, что проходил мимо всех населенных пунктов - по мнению губернатора, вполне реальный; учитывая шпиона в Ямдринге и вероятность других в стране, его идея заключалась в том, чтобывечеринка просто для того, чтобы раствориться в синеве. Было много точек, в которых они могли покинуть реку; Хьюстон должен был выбрать одну.

Хьюстон думал об этом, изучая свои нацарапанные заметки на обратной стороне карты ближе к вечеру. Они уже давно покинули уютную долину Ямдринг и пришли в дикую пустынную страну. Водопады на склонах гор замерзли, тропы предательски покрылись льдом, вершины затерялись в сером тумане; наверху шел снег.

Чем дальше они шли, тем меньше ему это нравилось. Было очень холодно, лошади становились беспокойными, бритые жены губернатора и двое маленьких детей, съежившиеся в его собственной лодке, непрерывно стонали. Он огляделся вокруг. Лодки двигались гуськом, он сам вел их, делая отличные, хотя и незначительные успехи в быстрой реке. Позади, во второй лодке, паланкин настоятельницы стоял, как катафалк, занавески развевались на сильном ветру. На ее судне не было лошадей, и, недостаточно утяжеленное, оно опасно танцевало на белой воде.

К этому времени Хьюстон был трезв как стеклышко, и ситуация показалась ему чуть ли не безумной. Поскольку губернатор в течение сорока лет вынашивал в своем сознании ошибочное впечатление, что все британцы - люди действия и ресурсов, он выбрал его возглавить партию. Потому что он был пьян, он согласился. Но сейчас он не был пьян. Ему показалось просто невероятным, что любой, кто знал его – Ринглинга, его брата, – должен считать его естественным лидером людей. Тем не менее, они это сделали. Они приняли его роль так же естественно, как и свою собственную; и теперь эксперты экспедиции, лодочники, охранники смотрели