— О, Альберт… — Я рыдала от облегчения.

Но моя практичность тут же вернулась ко мне. Он дрожал от холода в промокшей одежде.

— Скорее во дворец, — сказала я.

Сняв мокрую одежду, закутавшись в теплые одеяла и попивая горячий пунш, Альберт нежно мне улыбался:

— Моя храбрая Liebchen, — сказал он.

— О, Альберт, если бы я потеряла тебя, то не смогла бы уже жить, — сказала я, и это была правда.

Крестины прошли хорошо. Как было замечательно видеть дядю Леопольда! Когда мы встретились, все мое недоброжелательство улетучилось. Он был одним из крестных, как и отец Альберта, который не смог присутствовать, так что его заменял герцог Веллингтон. Среди других крестных были мама, королева Аделаида, герцогиня Глостерская и герцог Сассекс. Пусси вела себя с редким достоинством и вовсе не плакала. Казалось, она заинтересованно таращила свои глазенки на великолепно одетых людей, которые ее окружали. Она стала очень хорошенькой, что меня радовало. Вот был бы ужас, если бы она осталась таким же лягушонком, каким выглядела при рождении. На церемонии присутствовал лорд Мельбурн.

— Ребенок вел себя безукоризненно, — сказал он. — Я вижу, что она в свою мать. Я засмеялась.

— Она могла бы выразить какое-нибудь неудовольствие, — сказал он. — Подумайте, какое впечатление это произвело бы на присутствующих.

Он всегда мог шутить по всякому поводу, даже когда бывал озабочен. Я устроила так, чтобы лорд Мельбурн сидел рядом со мной за ужином, который последовал за церемонией. Мы много говорили о былых днях, и он был, как обычно, очень остроумен. Мне было грустно при мысли, что кто-то другой может занять его место.

Вскоре после этого я сделала поистине ужасающее открытие: я снова была беременна.

Моим первым чувством была ярость, затем страх. О нет, я не могу снова пройти через все это… и так скоро. Я только что оправилась после рождения Пусси, и вот все снова начинается.

Альберт был в восторге от перспективы снова стать отцом, но меня его радость раздражала.

— Ты, верно, забыл, что именно мне придется вновь пережить все эти ужасные испытания. Альберт сказал, что это Божья воля — страдания женщин во время родов.

— Желала бы я, чтобы Бог отвел мужчинам большую роль в этом, — возразила я. Альберт был шокирован таким богохульством, но я говорила вполне искренне. Когда я рассказала Лецен, она была в ужасе.

— Прошло слишком мало времени. Моя бесценная, вы только что поправились. Это ужасно… такая беспечность. Это слишком тяжкое бремя для моей малютки.

Ей доставляло удовольствие возлагать всю вину на Альберта, и я была в таком настроении, что не возражала.

— Это было чудовищно. Все эти люди в соседней комнате, ожидавшие… Я знаю, что таков обычай при появлении на свет особ королевской семьи…

— Это бесчеловечно, — сказала Лецен.

— Я этого больше не позволю.

— А почему вы должны позволять?

— Я не могу перенести этого, Дэйзи, опять, так скоро.

— Ну, ну, моя любимая, — утешала она меня. Но, как бы она мне ни сочувствовала, она не могла скрыть свое удовлетворение, потому что она считала, что я испытываю некоторое недоброжелательство по отношению к Альберту.

Меня всегда беспокоила эта враждебность между двумя людьми, которых я так любила.

Это был печальный год. Мне вновь пришлось переживать все неудобства беременности, и к тому же мне предстояла перемена, я должна была примириться с фактом, что лишусь очень важного в моей жизни человека, моего дорогого лорда Эм.

Меня раздирали противоречия. Я всегда помнила о моих иностранных родственниках, которые постоянно были против всего, что являлось благом для моей страны. Лорд Пальмерстон был человек очень надменный. Я знала, что он умен и проницателен; он не терпел вмешательства во внешнюю политику из неправительственных кругов, что означало, что мои желания не представляли для него особой важности. Дело было в том, что росли расхождения между Францией и Англией, и, конечно, дядя Леопольд имел тесные связи с Францией, так как тетя Луиза была дочерью Луи Филиппа.

Все это было из-за Магомета Али. Пальмерстон хотел подавить его и положить конец французскому господству в Египте. Лорд Джон Рассел был не согласен с Пальмерстоном, что означало, что в самом правительстве не было единства. Лорд Мельбурн, по своему обычаю, желал оставить все как есть, и я умоляла его повлиять на Пальмерстона, чтобы тот добился мирного урегулирования с Францией. Но Пальмерстон был не из тех, на кого можно было оказывать давление. Он приказал британскому флоту прийти в состояние боевой готовности и этим вынудил Магомета Али вернуть свою преданность султану.

Пальмерстон торжествовал, когда ему это удалось, потому что оказалось, что его расчеты оправдались и Луи Филипп был не склонен предпринимать военные действия ради своего египетского союзника. Вместо этого он присоединился к другим государствам, которые обязались поддерживать Турцию и Египет в том положении, в котором они находились.

К смелым — и успешным — действиям Пальмерстона дядя Леопольд и французы отнеслись с тревогой, и между Англией и Францией наступило охлаждение. Альберт был на стороне дяди и французов и убедил меня, что я должна стать на их сторону.

Тем временем правительство все слабело. Успехи во внешней политике имели мало значения для народа; внутренние дела были для них гораздо важнее.

Удар был нанесен в мае — когда мне исполнилось двадцать два года. Бюджет, представленный правительством, отражавший тенденцию к свободе торговли и включавший сокращение налога на импорт сахара, был отвергнут большинством в тридцать шесть голосов. Сэр Роберт Пиль немедленно поставил вопрос о вотуме недоверия правительству и одержал победу, правда, большинством только в один голос, но и этого было достаточно. Альберт был очень серьезен.

— Это значит, что предстоят выборы.

— Молю Бога, чтобы вига одержали победу, — сказала я.

— Я думаю, любовь моя, это маловероятно.

— О, Альберт, я просто не могу подумать об этих ужасных тори у власти.

— Моя любимая, сэр Роберт Пиль — один из самых замечательных государственных деятелей в стране, я бы сказал, самый замечательный.

— Я терпеть не могу этого человека, — гневно сказала я.

— Я думаю, если ты дашь ему возможность проявить себя, ты изменишь свое мнение. Когда он являлся к тебе, он чувствовал твою враждебность и поэтому нервничал. Мне кажется, если ты забудешь о своей неприязни, ты сможешь его лучше узнать.

— Как можно забыть о неприязни?

— Рассуждая беспристрастно, видя человека таким, каков он есть, а не врагом, которого ты не хочешь видеть у власти.

— Мой милый Альберт, ты не представляешь себе, сколько я перестрадала из-за этого человека. Он хотел выгнать моих придворных дам. Я не могу испытывать все это снова… теперь… в моем положении.