3

Подрезов зашел в церковную лавку. Здесь продавали свечи, иконки и книги. Молодая женщина в темном платке стояла за прилавком.

– Мне бы свечку, – сказал Виктор.

– Какую? – спросила женщина. – За рубль, за два или дороже?

Подрезов разжал свой кулак. На ладони лежал позеленевший медный кругляшок с неровными краями. Двуглавый орел – герб России. Виктор, ничего не понимая, перевернул монетку: на аверсе в две строчки надпись «Полушка» и цифры внизу «1732». Он протянул руку, но женщина в платке, даже не взглянув на монетку, положила ему на ладонь тонкую свечу.

В церкви был полумрак. Горели свечи, освещая пространство перед иконами. Виктор шел вдоль стен, пока не остановился возле иконы Богородицы, зажег свечу и поставил перед ликом. Надо было что-то говорить, но язык не поворачивался, а говорить про себя – Господь вряд ли услышит. И все-таки Подрезов прошептал скороговоркой:

– Помоги мне: спаси и сохрани ту, которую люблю.

Быстро перекрестился неумелой тяжелой рукой, оглянулся – не видит ли кто, а после этого неуклюже поклонился суровому лику.

Виктор прошел по неширокой аллее, мимо церковной лавки, миновал кладбищенские ворота сквозь строй сытых нищих, которые почти правдоподобно хромали и шепелявили. Впрочем, на ханыгу они не обратили ровно никакого внимания. Под ногами хлюпал растаявший мартовский снег, из подъехавшего похоронного автобуса выносили венки, одинаково коротко стриженные парни с грустью вспоминали сгоревший «шевроле-корвет».

– Такая тачка была! – говорил один из них, затягиваясь сигаретой. – Сейчас говорю и плакать хочется.

В это время подъехал катафалк. Но друзья покойного не торопились выносить гроб. Из катафалка вылезла убитая горем вдова и, подойдя к парням, попросила:

– Дайте кто-нибудь закурить: там такой запах был невозможный.

Подрезов обогнул и людей, и автомобили. Подобные мероприятия ему не очень по душе. К тому же прекрасно знал, что в ста метрах за спиной находится обелиск с его собственной фотографией. Однажды, собирая бутылки, наткнулся на него и с тех пор старательно обходит стороной, словно там и вправду лежит Виктор Николаевич Подрезов. Несчастный парнишка, угонщик чужих автомобилей! Чужая смерть досталась тебе, но и собственная жизнь того, кому предназначался двухкилограммовый заряд взрывчатки, тоже разлетелась на куски – собери теперь ее, попробуй!

– Виктор, – окликнул женский голос.

Но голос был такой неуверенный, что Подрезов понял: возможно, обращаются и к нему. Он обернулся и увидел двух женщин – одна молодая, а вторая, скорее всего, ее бабка.

– Виктор? – уже совсем удивленно спросила незнакомая женщина.

Подрезов пожал плечами, а потом зачем-то кивнул.

– Я – Ольга, – сказала девушка. – Помните меня? Нас когда-то знакомил Высоковский. Мы сидели тогда в «Метрополе», он еще пытался песни петь.

Это была молодая певица, то есть она и сейчас была далеко не старой, но теперь уже вряд ли выступает. На ней потертое, когда-то очень дорогое пальто, осенние туфельки, несмотря на снег и слякоть, да и взгляд какой-то потухший.

– А Вы изменились, – сказала старая знакомая.

– Когда люди замечают, что ты изменился, – ответил Виктор, – значит, выглядишь уже совсем плохо.

Втроем они не спеша приближались к трамвайной остановке, откуда только что ушел дребезжащий годами трамвай.

– Ну вот, – недовольно проворчала старуха, – теперь полчаса ждать!

Она недовольно глядела на опухшее лицо Подрезова, на внучку, которая болтает на улице с кем ни попадя, а та, стараясь не замечать этого взгляда, рассказывала Виктору все подряд.

– Восемь лет уже в школе работаю, преподаю музыкальное воспитание. Детишки, конечно, моих песен не помнят – по радио меня давно уже не крутят. Никуда не хожу, друзья куда-то исчезли, живу одна…

Ольга обернулась на старушку.

– Теперь мы с бабушкой живем, а сегодня собирались пойти в агентство предложить сдать в аренду ее квартиру.

Теперь стало понятно, куда торопится бабка. И тут в голове Подрезова совершенно неожиданно родилась мысль.

– Какое агентство? Зачем? – спросил он. – Давайте, я у вас сниму.

Обе женщины с недоверием посмотрели на него, но Виктор их успокоил:

– Я вперед заплачу.

Они сидели на тесной кухоньке маленькой квартирки, все три окошка которой выходили на тихий Академический переулок.

– А приятеля можно сюда перевезти, чтобы не скучно одному было?

Но старушка невесело переглядывалась с Ольгой – им уже стало все ясно. И тогда Виктор решился.

– У Вас есть валютный счет? – спросил он девушку, – чтобы можно было деньги снять по кредитке?

– Да, – кивнула она, – только там пусто. Но Подрезов замахал руками:

– Я ничего у Вас не прошу, просто переведу аванс за квартиру.

Он переписал номер счета, подошел к телефонному аппарату, набрал номер:

– Это – Виктор, – сказал он Ван Хейдену, – записывай, куда надо деньги отправить.

Банкир что-то кричал, потом начал задавать какие-то глупые вопросы, но Подрезов повторил:

– Записывай, потом поговорим.

Обе женщины с удивлением слушали складную английскую речь из уст опустившегося человека. Наконец, когда разговор был закончен, Виктор сказал Ольге.

– Сегодня до закрытия Вашего банка деньги будут на счету. Так что можно будет дойти до ближайшего банкомата и снять двести долларов.

Почему он назвал Ван Хейдену именно эту сумму? Может быть, оттого, что уже почти полгода умудряется существовать на гораздо меньшую, а двести для него – это почти миллион.

Они пили чай и смотрели в экран старенького телевизора; женщины, правда, еще поглядывали на часы и, заметив, как Подрезов перехватывает их взгляды, оправдывались:

– Просто хотелось бы побыстрее, чтобы успеть обменять, купить продуктов и поужинать по-человечески.

В половине седьмого никто уже не мог усидеть на месте. Ольга вспомнила, что на станции метро «Васи-леостровская» есть банкомат, и они отправились туда. С крыш капала вода, иногда срывались сосульки, с грохотом разбиваясь об асфальт, по улицам проносились дорогие автомобили, увозя в сумрак слякотного вечера грохочущую музыку.

– Я сегодня смешную старушенцию встретил, – вспомнил Виктор, – решил помочь ей сумки поднести, а в них кирпичи. До кладбища донес, а она говорит: «Иди, помолись Божией Матери». Я сходил и вот вас встретил. Она еще копейку старинную мне дала.

Но женщины остановились и пристально смотрели на Подрезова.

– …Обычная бабка – в зеленой куртке.

– И юбка красная, – выдохнула Ольгина бабушка. – Она.