Скоро Натан уже различал призрачные контуры других фелук, которые скользили по волнам, их маленькие жаровни, алеющие в предрассветных сумерках.

Он думал о Ниле, который начинался в нескольких тысячах километров южнее, в тяжелых облаках экватора, в миллиардах дождевых капель, которые здесь, на африканской земле, смешивались со слезами и кровью людей. Он думал об этой гигантской реке, вверх по течению которой он пройдет, чтобы уничтожить источники Зла.

Они плыли одну ночь и один день, бесшумно несомые на хорошей скорости теплым бризом. Хишам не отрывал взгляда от горизонта, опасаясь военных патрулей. На ходу он быстро приготовил рис и сухих мальков.

Увидев землю, Натан подумал, что они сойдут на берег и доберутся до места назначения по дороге, но фелука продолжала плыть на юг.

Огромное озеро понемногу сужалось, и теперь они входили в грязные стоячие воды Нила. Ветер стих и лодка почти не двигалась. Натан смотрел на Хишама, который направлял ее к берегу и что-то показывал в темноте. Это были контуры внушительной крепости.

Проводник вытащил фелуку на берег. Натан тоже сошел на землю.

— Это мой дом, — сказал Хишам. — Ты останешься здесь до тех пор, пока я не приведу в порядок твои документы. Ты сможешь вымыться, поесть и поспать.

— Когда у меня будет виза?

— Сегодня вечером. Я предупредил о нашем прибытии, на месте будет офицер иммиграционной службы Уади, он приехал на праздник и займется твоим паспортом.

— Праздник?

— Отмечают великую свадьбу. Иди за мной!

Городок был взбудоражен. Слышались глухие удары барабанов, свист тростниковых флейт, хриплые крики певцов. Ночное небо было усыпано звездами, холодный блеск луны смешивался с янтарным светом масляных светильников, закрепленных на крепостной стене.

Они прошли по лабиринту улочек, Хишам открыл ящик и убрал туда их вещи.

— Это надежно? — спросил Натан.

— Да, здесь живут по законам шариата: ты воруешь плод — тебе отрезают руку.

— Радикальный метод!

— Зато эффективный.

Они вышли на широкую площадь, где уже собрался народ. Под навесом из пальмовых ветвей сидели старики. Подражая своему компаньону, Натан почтительно поздоровался с каждым и устроился рядом на просторном ковре из бело-серой шерсти. Женщины принесли дымящиеся тигли, тонкие галеты из проса, глиняные кувшины с молоком и медом и свежей водой, настоянной на цветах гибискуса.

— Я займусь нашими делами. Тебе нужно еще что-нибудь? — шепнул Натану Хишам.

— Оружие.

Проводник не выказал никакого удивления, услышав эту просьбу.

— Какое? Автомат Калашникова?

— Нет, пистолет, что-нибудь надежное, безотказное: глок, вальтер, сиг-сауэр…

— Не обещаю, что найду такое… Это все?

— Еще принеси воздушную камеру от велосипеда…

— Постараюсь. Главное, не уходи отсюда.

Наступила тишина. Присутствующие образовали широкий круг. Появились двое молодых людей, женихи, гордые, одетые в белые туники, с ярко-красными лентами на лбу, на которые был пришит амулет золотисто-желтого цвета. С другой стороны, на деревянные резные троны сели молчаливые невесты в серебряных украшениях.

Музыка возобновилась. Люди пошли по кругу. Барабанщики били по своим инструментам из кожи и дерева, все ускоряя темп. Гости передавали из рук в руки корзину, в которую каждый клал деньги.

Вскоре мужчины неистово топали по земле босыми ногами, а женщины, запрокинув голову и закатив глаза, протягивали ладони в темноту как будто для того, чтобы выпустить энергию неистовых ритмов. Иногда кто-то испускал крик, подобный звуку флейты, но самым впечатляющим была хриплая одышка, которая вылетала из их груди, словно щемящая тоска, мощное мученическое пение, поднимавшееся к небу. Их лица и тела были покрыты каплями пота, как жидкими сверкающими жемчужинами. Музыканты, казалось, постепенно покидали этот мир. Словно в трансе, они подпрыгивали на месте, высоко поднимая ноги, и падали, как раненые птицы.

Захваченный зрелищем, Натан вместе с ними плыл по небу. Его тело наполнялось ощущением собственного существования. Сон… Образы из сна все отчетливее возвращались к нему. Он закрыл веки…

Полыхающая красная гора скользит под луной… Она поднимается к расцвеченному звездами небу, на ее краю возвышается скалистый пик с покрытой золотом вершиной… Пирамиды… маленькие… охровые… угловатые… Голос, возникающий из сумерек, зовет его по имени… Натан… Натан… Ветер усиливается, поднимает пыль… Туннель, светлые, лишенные оригинальности стены, крики, которые теряются в темноте. Натан… Натан… Стреляющая боль сжимает его череп, легкие, он задыхается…

— Натан! Натан!

Голос звал его, руки трясли за плечи, Хишам… это был Хишам, он вернулся. Натан открыл глаза. На него участливо смотрели старики…

— Натан, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да… теперь я знаю, я знаю, что ищу… — Он говорил громко, но обращался к самому себе.

— Что? Что ты ищешь?

Натан начертил на земле несколько линий, пытаясь верно воспроизвести контуры горы, маленькие пирамидки, которые только что увидел…

— Ты знаешь это место?

— Это похоже на…

— ГЕБЕЛЬ БАРКАЛ! ГЕБЕЛЬ БАРКАЛ! — заволновался один из стариков, стирая линии, начерченные Натаном. Он говорил резко, размахивая длинными и сухими, похожими на корни руками.

— Где это?.. Что он говорит? — спросил Натан.

— Это некрополь Напата, около Каримы. Он говорит, что не надо туда идти, это плохое место…

— Почему?

— Он не хочет об этом говорить…

— Попроси его, пожалуйста!

Старик снял с головы маленькую тюбетейку из белого хлопка, наморщил лоб и пустился в объяснения, жестикулируя еще сильнее. Хишам тут же переводил:

— Существует проклятие! Это из-за духа черных фараонов и Бога Амона, которые еще бродят в чреве горы.

— Черные фараоны?

— Он говорит, что это все, что он больше не будет говорить.

— Хишам, черт возьми! — Натан понял, что вспылил и привлек внимание других людей. Он склонил голову в знак уважения и тихо сказал: — Я должен знать.

— Ты не можешь так говорить, этот человек — старейшина, без его согласия ты не сможешь остаться здесь…

Но старик уже продолжил свой рассказ:

— Эти пирамиды — это могилы кушитских королей, черных фараонов. Их так называли потому, что они были африканцами, и потому, что у них были «обгоревшие» лица. На греческом языке «эфиоп» означает «человек с обожженным лицом». Развалины их королевства простираются вдоль Нила между Куру и Мероэ. Там находятся следы удивительного мира, который вырос в то же время, что общество египетских фараонов. Два похожих королевства, которые противостояли друг другу. Как правители севера, они взывали к Богу Амону, а также к ужасному богу Лиона, Апедемеку, который был их собственным. Короли Египта не одобряли этих людей, они опасались, чтобы этот зародыш цивилизации не стал для них угрозой. И в очень далекие времена, задолго до рождения вашего Христа, фараон Тутмозис, или Тутмес, начал волну невиданных доселе репрессий. С этого момента Гебел Баркал, «чистая гора», стала священной. Египтяне основали там колонию и построили город, через который провозили транзитом из черной Африки наиболее ценные товары: золото, драгоценности, меха крупных хищников… Но если гора сияла, в тени ее склонов уже зрел дух мятежа. Примерно через четыре века, когда рамзесская династия, кушиты[60]взялись за оружие, получили независимость и стали со временем настолько сильными, что решили подняться на север и захватить Египет. Это было началом династии Пэй, ее сменила династия Шабаки, потом пришли другие преемники вплоть до Тахарка. Таким образом, черные фараоны, дикие и жестокие суверены властно царствовали над своей империей, которая простиралась от Средиземного моря до Четвертого водопада, и, хотя они жили в Египте, они никогда не забывали своих корней и возвращались умирать на родные земли. Именно тогда они построили первые пирамиды, возобновляя традицию Древнего Египта.