Козлы начали разворачиваться и прыгать обратно в сторону леса. Мы тоже вернулись в машину.

– Где гребаный Мечников? – спросила Агата.

Я еще раз набрал номер, телефон был выключен. Я начал заводить автомобиль, когда увидел, что один из козлов помоложе прыгает обратно, в нашу сторону. Скоро серый постучался копытом в стекло.

– Чего?

– Верховный забыл сказать. Память у него никакая стала. Снежок еще кое-что запомнил. У нападавшего одна рука не очень хорошо двигалась.

Я кивнул и тронулся. На обратном пути перебирал в голове приметы. Черный джип. Острые нос и скулы. Плащ, больная рука. Что-то крутилось на языке, но я никак не мог собрать картинку воедино. Уже смеркалось, а я устал вести и в какой-то момент попросил Агату пересесть за руль.

Когда заправки, где есть только АИ-80, сменила заправка с неоновой вывеской и кафе, мы наконец свернули с дороги на Ходулино на основное шоссе.

– Ты думаешь, он это серьезно про горячие бошки? – прервала молчание Агата.

– Думаю, он нас хотел припугнуть. Чтобы расследовали активнее. Козлы с тверичами так-то столетиями в мире живут.

Я откинулся и стал листать ленту новостей – интернет заработал. Опять что-то про зерно, пролистнул, не глядя, про лисицу, бегавшую по центру столицы, про погоду на неделю. Про лисицу я уже не первый раз читал, она то фланировала по Тишинке, то забегала в монастырь на Петровке, изумляя звонаря, то вызывала затор на Николоямской. Подозрительная история, не помешает изучить, если время будет.

Позади осталась уже пара километров, когда я резко крикнул:

– Разворачивайся!

– Куда?

– Сейчас увидим. Назад, к повороту.

Она дала по тормозам, развернулась через две сплошные и втопила обратно.

– Вот тут, у заправки, тормози.

Я выскочил из машины и побежал за угол здания. Есть! Потом вернулся к Агате:

– Камера! У них на крыше камера! Только бы работала! Вылезай, будем комитет изображать.

Через три часа изучения видеозаписей я уже звонил в Москву и требовал срочно связать меня с Филатовым. Нам повезло со временем, записи, сделанные днем раньше, уже не сохранились, места на сервере было мало. Приедь мы сюда на день позже, и следов бы не осталось. Нам повезло и с поисками: их облегчило то, что единицы поворачивали в направлении на Ходулино, по дороге к которому умирали еще несколько деревень, остальные же машины ехали прямо.

Теперь все сложилось. Все это спускание дела на тормозах, вечные отсутствия и недоступность, выключенный сегодня телефон. Джип, острый нос и скулы, больная рука. Картинка была размытой, но я был уверен: из машины, засветившейся на видеозаписи в течение трех секунд, в камеру смотрел Константин Мечников.

* * *

– Please keep your seat belts fastened until take-off is completed[3], – пропела бортпроводница в колонках.

Константин знал: он улетает надолго, а не удайся план заговорщиков, – навсегда. Улетает, оставляя холодную и неуютную столицу, работа в которой и привела его на борт самолета British Airways, нечастого рейса, выполнявшегося по линии Москва – Лондон. Хорошо, что был загранпаспорт и неистекшая английская виза, выданная в прошлом году, когда в Лондоне потребовалось помочь утихомирить гастролера из Москвы. Повезло и с расписанием, и с наличием билетов. Эта череда везений дала ему надежду, что все будет хорошо.

Через четыре часа самолет будет заходить на посадку над Ла-Маншем, а он станет то ли международным преступником, то ли политэмигрантом. В любом случае от Короны надо будет держаться подальше. Чертов Барченко. Хорош, сука, раскопал-таки про Тверь. Но Константин уже заранее присмотрел место, где, если что, заляжет на дно. Сейчас время шло на часы: главное, успеть приземлиться и выбраться из аэропорта, пока его не хватились. Будут ли в аэропорте ждать? Как повезет. Если не возьмут в аэропорту, на вокзале уже точно будут ждать, соваться туда опасно, да и как садиться на поезд без шенгена, разве что нелегалом. Лучше расположиться, где присмотрел, на побережье. Дилер из даркнета обещал даже туда доставить оружие взамен тому, что пришлось бросить в квартире. А если почувствует слежку или опасность – уйдет с моряками или рыболовецким судном дальше в Европу.

Он встал и вышел из салона бизнес-класса, побрел в конец самолета, делая вид, что в туалет, а сам внимательно осматривал пассажиров – есть ли знакомые министерские лица? Их он не заметил, а вот на двадцатом ряду оказался известный московский вампир. Нарушаем Пакт, значит? Интересно, как проскочил… Впрочем, плевать, уже не его забота.

В туалете он побрызгал на лицо скупой струйкой воды из-под неудобно расположенного крана. Глубоко вздохнул. Оставалось отдать себя в руки провидению на ближайшие несколько часов, дергаться нет смысла, может, его и не хватятся даже в ближайшие пару дней. А там все начнется и не до него будет. Константин неторопливо вернулся в бизнес-класс и откинул кресло.

– Костя! Костя! Ну что ты за растыка такой?

Бабушкин голос во сне убаюкивал. Уже начав видеть и анализируя детские воспоминания, бабушкины байки и странное поведение, Мечников понял, что бабушка была самой настоящей Бабой Ягой и водилась с теми, кто не принимал власть министерства и Черного Кремля, теми, кто ушел в глубокие леса и прятался от любой власти: и человеческой, и потусторонней. Когда на заре карьеры в МПД ему пришлось устранить объявившегося в столичном лесу лешего, он сделал это через силу, а потом долго себя корил, вспоминая бабушку. Уж она-то бы нашла общий язык. Узнавая историю страны и то, как истинных хозяев этой земли, народников, поставили за рамки закона и на грань выживания, он постепенно проникался к ним симпатией и проводил все отпуска, путешествуя по России и знакомясь с одинокими отшельниками в далеких буреломах и болотах.

– Костя! Костя! Иди пряник дам!

Он побежал по изумрудной деревенской травке на теплый бабушкин голос, но внезапно оказался в темноте. Ее зов резко сменился на рык монстра и крики раздираемого на части. Красные лапы с длинными когтями рвали мясо, кровь била фонтаном. Мечников дернулся и резко вынырнул из сна. Серый салон, синяя обивка кресла… Он в самолете British Airways, выполняющего рейс Москва – Лондон, расчетное время прибытия – через сорок минут.

Константин снова вспомнил, почему ненавидел эту систему и хотел ее разрушить. Вспомнил, как побывал на кормлении, потом еще на одном, про преференции и как Филатов рассказывал ему, что «всей этой Москвы с ее лоском… всей страны… ничего не будет. Сожрут». Он не был наивным мальчиком и понимал,