С отвисшей челюстью я повернула голову направо, желая продырявить взглядом обнаглевшего Донских. Его рука продолжала крепко прижимать меня к себе.

Мимо нас быстрым шагом прошли санитары с пустой каталкой. Пришлось немного отойти в сторону, чтобы пропустить их в отделение. Воспользовавшись моментом, я высвободилась из объятий Сергея и сделала несмелый шаг влево.

Оказавшись меж двух мужчин, мне не пришло в голову ничего лучше, чем опустить глаза и буравить ими пол. Как же поступить? И стоит ли отнекиваться? Хотелось закричать, что это всё неправда. Но мексиканских страстей с соплями до пола я страшилась больше, чем немых сцен. Оправдываться глупо, это равнозначно признанию своего поражения.

Состояние подходило к точке истерики. Не в силах пошевелиться, я едва заметно покачала головой из стороны в сторону.

— Знакомы, — ледяным голосом отчеканил Лёша. — Только Саша забыла упомянуть, что встречается с тобой.

Он замолчал и нервно усмехнулся.

Я медленно подняла на него глаза, пытаясь вложить в свой взгляд всё сожаление и раскаяние. Лицо Тимофеева на удивление было непроницаемым, поза расслабленной, уголки губ подняты в легкой добродушной улыбке. В его глазах я не увидела злости. В них были боль и любовь.

И разочарование.

У меня пересохло в горле.

— Мне уже пора бежать, — Тимофеев, пытаясь сглотнуть слюну, бросил спешный взгляд на часы и прокашлялся. — Иначе я опоздаю. Приятно было повидаться!

Он протянул Донских руку.

Улыбаясь, Сергей крепко пожал её и вновь похлопал сыщика по плечу:

— У тебя номер тот же?

— Да, — заверил Тимофеев, несколько раз беспокойно кивнув в подтверждение.

— Тогда я позвоню, — Донских внезапно осекся. Состряпав виноватое лицо, он добавил: — Напишу!

— Хорошо, — согласился Тимофеев. В тишине больницы его голос звучал почти оглушительно. Глядя куда-то в пол, мне под ноги, он проронил: — Пока, Саша.

Эти слова звучали как выстрел. Стало мучительно больно. В ответ я смогла лишь выдохнуть.

Грудь разрывало от нестерпимых страданий.

Ему было невыносимо дальше находиться в моем обществе. Тимофеев развернулся и быстрым шагом направился прочь по коридору. Мне хотелось кинуться за ним, догнать, прижать к себе, всё объяснить и молить о прощении. Но руки и ноги оставались недвижимы. Я почувствовала, как немеют кончики пальцев. Его силуэт продолжал удаляться в полной тишине.

Стало темно и тихо. Меня ровно лишили слуха.

Все посторонние звуки и шумы перестали существовать. Стены стали выше, пространство сужалось. Задыхаясь в паническом припадке, я пыталась разглядеть хотя бы его очертания. Но коридор был уже пуст. В полнейшем безмолвии до меня доносились лишь звуки его удаляющихся шагов. Шаг. Шаг. Еще шаг.

Он уходил. И в этом не было ничьей вины, кроме моей.

Вдруг до меня донесся оглушительный звук железа — захлопнулись двери. Потом еще одни. И я оказалась в мертвом безмолвии тишины, совсем одна, запертая в тюрьме своих переживаний. И лишь звук моего дыхания напоминал, что тело живо.

Как пережила я это?

Он попрощался, не глядя в мои глаза. Не хотел видеть моих губ, слышать от них ответа. Видеть, как они опять солгут.

— Что с тобой? — голос Донских заставил меня вздрогнуть.

Его глаза хитро улыбались. И это не было вопросом. Он всё про меня знал, может, даже следил за нами. И у него всё было под контролем.

Донских прекрасно знал, что делает, когда произносил те слова. Это был его ход в борьбе с соперником. И я не могла обижаться, потому не знала, сказал ли он правду или солгал. Так бывает, когда пытаешься морочить кому-то голову. Сам попадаешь в расставленные тобой сети.

Я так и не смогла ответить ему ничего, просто стояла и смотрела, не в силах пошевелиться. Сергей вглядывался в мои глаза с добродушной улыбкой, полной отеческой нежности. Ему хотелось пожалеть меня, но он не решался сделать шаг.

— Сережа, ты разве еще не ушел? — воскликнула моя мама, вдруг выбежавшая из дверей отделения. Её поседевшие волосы нуждались в расческе, под глазами темнели круги от усталости и недосыпа. Заметив меня, она радостно всплеснула руками. — Доченька, ты пришла! Слава Богу!

Сережа, значит. И когда они успели перейти в фазу неформального общения?

Я лишь усмехнулась про себя, закусив губу, чтобы не разреветься. Мама заключила меня в объятия.

— Людмила Федоровна, — строго сказал Донских, — вы уже приняли успокоительное, которое оставил врач?

— Да, Сереженька, — поблагодарила она его, отпустив мои плечи, — спасибо тебе, мне и вправду стало лучше.

В её глазах были слезы благодарности. Трясущимися руками она погладила его по плечу.

— Простите, я так и не дошел до буфета, — он указал рукой в мою сторону, — встретил Сашу.

— Так сходите вместе, — бесцветными губами прошептала мама, подталкивая меня к Донских.

— Мам, я останусь, — хриплым голосом произнесла я, безвольно опустив плечи.

— К Сене всё равно еще не пускают! — запротестовала родительница. — Иди!

— Когда человек выходит из комы, ему дают определенное время, чтобы отдохнуть. Арсением сейчас занимаются врачи, — объяснил мне Донских, перекладывая папку из одной руки в другую. — Пойдем, принесем твоей маме что-нибудь перекусить, она не ела со вчерашнего дня.

— Они сказали, что первым пустят Сережу, — из глаз мамы брызнули слезы, — ему полагается поговорить с Арсением.

— Не переживайте, — он обнял её за плечи, — я задам ему всего пару вопросов. Это не займет много времени. Сейчас самое главное, что ваш сын очнулся, и впереди у вас целая жизнь, еще наговоритесь и навидаетесь.

Мама достала платок, промокнула слезы и высморкалась.

Мне стало жутко не по себе. Как я могла упустить тот момент, когда следователь Донских успел втереться ей в доверие? Мотаясь по городу в поисках ответов, я совсем забыла о слабом здоровье своей матери, проводящей бессонные ночи у постели сына. Нужно было следить за её самочувствием, находиться рядом, помогать.

— Спасибо, Сереженька, — всхлипнула мама, убирая платок в карман.

— Ступайте, вам нужно присесть, — Сергей заботливо направил ее обратно к двери, — вы очень слабы. Мы с Сашей сейчас вернемся.

— Я лучше останусь, — предложила я, — и мне нужно поговорить с врачами.

— Нет, иди, — запротестовала мама, наградив меня строгим взглядом.

— Пошли, — Донских взял меня под руку и потянул за собой по коридору. — Я уже поговорил с врачами и всё устроил. Нас позовут. Не переживай. Давай проветримся.

Неохотно перебирая ногами, я глянула через плечо. Мама стояла в дверях, сложив руки на груди, и довольно улыбалась.