Он отнес ей обед и вернулся к скамейке под высоким деревом, где оставил меня. Больничный дворик был заполнен людьми и солнечным светом. Старый дуб давал немного прохладной тени, чтобы мы могли чувствовать себя комфортно, спрятавшись под его листвой.

Сняв через голову ремешок, я освободилась от сумки и положила ее перед собой. Старая скамеечка без спинки была обшарпанной и неуютной, но приняла меня как родную, не отвлекая от мыслей обо всем произошедшем за эти несколько дней. Оседлав ее как коня, я смотрела вдаль и старалась не забывать, как нужно дышать, чтобы продолжать жить. Мне было страшно, что однажды я проснусь и не вспомню Его черты. Забуду, как выглядят его лучистые глаза, приветливая улыбка, ямочка на левой щеке. Они просто растворятся в моем сознании и исчезнут навсегда.

Донских бросил свою папку, пакет с пирожками и оседлал скамейку, оказавшись лицом к лицу со мной. Рукава его пуловера были закатаны до локтя, в каждой руке белело по пластиковому стаканчику с кофе. Один из них он протянул мне. Было так больно смотреть в его глаза, хотя я изначально старалась быть с ним честной.

— Зачем ты соврал, что я твоя девушка? — с сожалением спросила я, принимая кофе из его рук.

— А я соврал? — рассмеялся он, приближая свои губы к моим.

Нас разделяло сантиметров тридцать. В моей памяти сразу всплыли подробности нашей прошлой встречи. По телу расплылся уже знакомый тягучий жар. При желании этот мужчина мог обладать любой женщиной, которую пожелает. Даже мной. Если бы я не встретила Тимофеева.

— Мы, кажется, обсуждали с тобой этот вопрос.

— Какой? — прикидываясь дураком, спросил Донских.

— Хороший секс — еще не повод заводить серьезные отношения.

— Ты хотела сказать, «отличный» секс?

— Отличный, — не смущаясь, подтвердила я. — Но зачем ты сказал, что я твоя девушка, если это не так?

— А кто мы тогда друг другу? — Он поставил кофе и достал пачку сигарет. — Я закурю?

— Кури, — я безразлично уставилась в сторону обшарпанных больничных окон.

— Я хотел приколоться, — усмехнулся Сергей, прикусывая сигарету зубами, — но не знал, что это может тебя огорчить.

Я повернулась к нему. Он нащупал в кармане брюк зажигалку, достал и, прикурив сигарету, глубоко затянулся. Табачное облачко покинуло его ноздри и смешалось с дымом, выпущенным изо рта.

Донских прятал свои эмоции, и лишь играющие желваки на его невозмутимом лице выдавали бессильную злость, душившую его мужское естество. Невозможно было оторвать глаз: он даже курил нестерпимо сексуально. Запах дыма, смешиваясь с его парфюмом, обволакивал, словно осыпая ласками, мою шею, губы, волосы.

— Но почему нужно было это говорить перед Тимофеевым? — возмутилась я, поставив кофе на скамью.

— Ой, извини, — он выпустил пару колечек вкусного дыма, — я же не знал, что ты с ним спишь!

— Не сплю, — покраснела я.

— Это прекрасно, а то я уже решил, что ты используешь меня как запасной аэродром, пока нюхаешь с ним цветочки на ромашковом поле. Или так и есть? Я для тебя запасной вариант?

— Нет.

— Не забудь предупредить меня, когда у вас закончится букетный период и вы перейдете к близким отношениям. Просто скажи: «А теперь, Серега, ты можешь быть свободен. Подоспел твой сменщик». — Он стряхнул пепел с сигареты прямо на свои начищенные до блеска ботинки и нервно потряс ногой, смахивая его. — Или для чего именно я тебе был нужен?

— Не нужно опошлять. — Я скрестила руки на груди. — Я сразу говорила, что не хочу с тобой отношений.

— А что у нас тогда было? — усмехнулся он, затягиваясь.

— Не знаю, — произнесла я, отводя взгляд в сторону, прочь от оценивающего взгляда его черных глаз.

— Просто потрахушки?! — Донских одним мощным выдохом вытолкнул дым губами через свое плечо и скривился в гневной ухмылке.

— А на что ты рассчитывал? — Я повысила голос в отчаянии. — Какие отношения? Я даже не знаю о тебе ничего!

— Если дело только в этом, то мы легко можем наверстать упущенное. Поехали, я покажу тебе свою жизнь, квартиру, мотоцикл, познакомлю с родителями.

— Не стоит.

— Вот видишь, — Сергей отбросил окурок в сторону. — Дело не в этом. Я прожил достаточное количество лет, чтобы понимать, о чем говорит женщина. И чего она недоговаривает.

— Я всегда была с тобой честна.

— Когда женщина говорит, что не готова к отношениям, это обычно значит только одно: не готова с тобой. Как только появляется нужный человек, все прежние убеждения превращаются в пыль. — Он наклонился, пытаясь что-то рассмотреть в моем лице. — Я, кажется, знаю, почему ты не послала меня сразу. Может, ты просто использовала нас обоих для своей выгоды?

— Это неправда! — воскликнула я, повернувшись, и тотчас оказалась в паре сантиметров от его губ.

— Морочила голову обоим, — прошептал Донских, улыбаясь.

Он нагло сверлил меня взглядом, полным превосходства. Но я не чувствовала холода, мне было тепло под этим взглядом.

— Нет, — срывающимся голосом ответила я.

— Я тебе нравлюсь? — спросил он, придвигаясь почти вплотную.

— Да, — с вызовом ответила я, медленно наклоняясь назад.

— И я это знаю. — Сергей положил свою руку поверх моей. — Если бы я видел, что у меня нет ни малейшего шанса, я бы отступился.

Я попыталась осторожно высвободить руку:

— Тебя что во мне сейчас больше привлекает? Я сама? Или соревновательный момент?

— Ты. И я готов побороться с ним за тебя.

— Прости, но у тебя нет шансов, — сказала я насмешливо и отдернула руку.

Нас разделял только пакет с едой и пара стаканчиков с недопитым кофе. И я была благодарна тому, что нахожусь в больничном дворике, а не наедине с ним. Под таким взглядом трудно было контролировать свои инстинкты.

— Тебе сейчас, возможно, кажется, что у тебя какие-то чувства к нему. — Донских раздраженно запустил руку в свои волосы и, пройдясь пятерней по всей голове, продолжил: — Но это не любовь, это жалость. С вами, женщинами, вообще всегда творится что-то ненормальное, если вы видите кого-то, кого нужно пожалеть.

— Это неправда, — воскликнула я, на секунду засомневавшись.

— Ты уже думала, как на него отреагирует твоя мама? А твой брат? Ты молодая красивая девушка, тебе нужен здоровый мужчина, а не этот контуженный… Герасим.

— Мне… тебя жаль, — ошеломленно произнесла я, вставая.

Донских вскочил, больно ухватив меня за запястье.

Я резко дернула руку, но он лишь крепче обхватил её побелевшими от напряжения пальцами. Мне захотелось немедленно убежать подальше.

Я расслабила кисть и посмотрела на него. Его глаза были растеряны и полны сожаления. Донских каялся в сказанном, но еще не успел придумать, как загладить вину.