— Что, передумали? — удивленно спросил Эди.

— Вспомнил, из какого обугленного чайничка они налили кипяток, и расхотелось, лучше использую эту воду для бритья. Надо же завтра перед чекистами предстать без щетины, а то их щеки всегда отдают синевой от тщательного бритья…

С этими словами он взял из сумки немецкого производства разовый бритвенный станок, названный в народе из-за своей изогнутой формы рожком, повесил на шею полотенце и, прихватив мыльницу и кружку с водой, пошел к умывальнику, где в очереди стояла пара зэков.

«Чего ж он не дождался, пока освободиться умывальник?» — подумал было Эди, но, быстро сообразив, что шпиону надо успеть подержать письмо над горячей водой, пока не остыла, стал неявно наблюдать за ним. А тот побыл некоторое время в очереди и, что-то сказав впереди стоящему сокамернику, зашел за перегородку с туалетом.

«Как просто и логично действует шпион, а ты, майор, думал, как он выкрутится, как сможет», — мысленно покритиковал себя Эди и лег в ожидании бреющегося «Иуды», чтобы попробовать уловить, какие впечатления он вынес от прочтения тайного послания Глущенкова.

Минуты тянулись долго, и на смену переживаемому моменту, связанному с «Иудой», откуда-то из непонятных глубин мозга принеслась мысль: скоро придет свобода и что ты с нею будешь делать?.. Отчего-то серьезно воспринявший этот вопрос Эди начал действительно подумывать о первом дне на воле и улыбнулся: он понимал, что какая-то мозговая инстанция, контролирующая состояние его здоровья, сигнализировала ему о необходимости отдыха, но он сопротивлялся и ждал.

Наконец «Иуда» вернулся. Молча поставив кружку на тумбочку и повесив полотенце на спинку койки, он присел тут же на углу с отсутствующим взглядом.

«Причиной этого может быть только что прочитанная записка. Другого раздражителя у него после возвращения с допроса не было», — успел подумать Эди до того, как весело произнес:

— Александр, вы помолодели лет на десять.

— Что вы сказали? — переспросил «Иуда», несколько встрепенувшись, видимо, чтобы освободиться от одолевающих его мыслей.

— Говорю, после бритья молодо стали выглядеть.

— Ну да, я должен быть в порядке, ведь готовлюсь к встрече с чекистами, — брезгливо заметил тот, пересаживаясь напротив.

— Понятно, хотите им показать, что вы оптимист?

— Нет, просто решил побриться, как-никак я интеллигентный человек.

— В этом вам никто не откажет, бриты вы или не бриты, — заметил Эди, обратив внимание на то, что «Иуда» начинает отходить от полученного шока.

— И вам тоже.

— Но если я задержусь здесь еще некоторое время, то стану жаргонами сыпать и мои друзья будут удивленно гадать, мол, что с ним произошло, — пошутил Эди.

«Иуда» глянул Эди в глаза и в извинительном тоне промолвил:

— Не по-товарищески это прозвучит, но я бы хотел, чтобы вы хоть на какое-то время задержались здесь.

— Понимаю, но, увы, меня ждут дела. Однако можете быть уверены, я буду навещать вас, мы же договорились.

— Но вам могут просто не давать встреч со мной, ведь вы же не адвокат?

— Наймусь помощником вашего адвоката.

— Он не мой, и вам с ним лучше не общаться. Я же говорил, что его чекисты мне подсунули. Вот, если бы ваш согласился защищать меня, тогда, может, что-то и получилось.

— Это интересная идея, хотя с ним надо прежде поговорить, не могу же я за него решать.

— Ну конечно. Кстати, можно ли его попросить еще раз навестить Глущенкова, чтобы он организовал передачу мне? Еще лучше взять у него деньги и самому купить фрукты, а то как-то неудобно, все, кроме меня, что-то получают с воли.

— Почему бы и нет?!. Вот сегодня он без раздумий согласился отнести письмо, — ответил Эди, уловив в его просьбе желание передать своей связи новое секретное послание.

— Вам он не откажет, — растянуто произнес «Иуда». — По его записке видно — хорошо относится, но Юра вне конкуренции. Ведь это он все организовал и, соответственно, потратился. Поэтому я Глущенкову напишу, чтобы передал через адвоката еще денег.

— Да вы и так помогли.

— Ничего, мне не жалко для хороших людей. Пусть только отнесет ему записку, я ее сегодня или завтра напишу.

— Хорошо, попрошу, думаю, не откажется. Что ему стоит передать бумажку, тем более за это дадут деньги, — не дожидаясь, когда «Иуда» закончит начатую фразу, бойко сказал Эди.

— Замечательно, — отреагировал «Иуда», — необходимо, чтобы он обязательно дождался ответа. Я буду очень благодарен ему, и особенно, если возьмется за мое дело. Знаете, Эди, ваша положительная оценка его как человека и специалиста меня вдохновляет и настраивает на сотрудничество с ним. Прошу вас, так и передайте. Да, еще скажите, что его труды мной будут оплачены достойно.

Эди слушал эмоциональную речь «Иуды» и думал о том, как будет строить дальнейшую работу с ним. При этом старался понять логику последних действий шпиона, наверняка допускающего, что Глущенков находится под наблюдением чекистов, а то и сотрудничает с ними.

«Чего в таком случае он добивается, направляя к нему адвоката с новым поручением, — проверяет меня, чтобы озадачить более серьезной просьбой? Вроде нелогично, ведь в таком случае я тоже оказываюсь в поле зрения контрразведки в качестве передаточного звена в наметившейся цепочке связи от «Иуды» к Глущенкову, правда, как ничего не понимающий участник происходящего…».

В итоге он пришел к выводу, что шпион настроен продолжать борьбу, пытаться наладить устойчивую связь с волей, искать того, кто его подставил, а это объективно может затянуть процесс его склонения к сотрудничеству, что не укладывалось в планы контрразведки.

«В таком случае «Иуде» нужно дать однозначно понять, что все его усилия наладить связь с кем-нибудь за пределами камеры и сообщить о себе хозяевам потерпели неудачу. Очевидным свидетельством тому будет мое появление на допросе. Но это следует сделать после очередного послания Глущенкову, которое может как расширить представления о последнем, так и раскрыть новые обстоятельства их отношений и представляющие интерес связи», — заключил Эди, по-прежнему внимательно слушая не в меру разговорившегося собеседника.

Они проговорили до самой ночи. «Иуда» словно на исповеди рассказывал о своей учебе в институте, родителях, командировках за границу и полученных впечатлениях, не забывая при этом спрашивать Эди о его жизни в Центральной Азии, на Кавказе и городах, в которых он бывал как спортсмен и в научных целях.

Без устали рассказывал о достоинствах дочери. Даже предложил Эди по пути домой заехать к ней и познакомиться. Когда же Эди пояснил, что его маршрут пролегает через Харьков, улыбнулся и сказал:

— Ой, я просто выпустил из головы. Но вы все-таки подумайте над моим предложением, о расходах не беспокойтесь, я их беру на себя. Очень хотелось бы, чтобы вы свое доброе отношение ко мне перенесли и на нее.