«В действиях 5–й армии вызывает недоумение нахождение 15 с*трелкового** к*орпуса** на правом фланге, где отсутствовал сильный противник»[264].

С оперативно-тактической точки зрения это, безусловно, грубая ошибка, допущенная командармом–5. Но зачастую формально неверные решения давали неожиданный эффект. 15–й стрелковый корпус был подобен английскому флоту in being, то есть оказывал влияние на развитие событий самим фактом своего существования. Сравнительно крупная группировка советских войск в не просматриваемой с самолета лесистой местности Припятских болот вызывала серьезное беспокойство в стане противника на самом высоком уровне. В Журнале боевых действий группы армий «Юг» мы находим такую оценку возможностей советских войск на этом направлении:

«Во время телефонного разговора с оперативным отделом группы армий начальник Генерального штаба сухопутных сил лично выразил озабоченность по поводу северного фланга 6 армии. По мнению ОКХ, в районе, прилегающем к реке Припять, находится не менее семи русских дивизий. Начальник Генерального штаба сухопутных сил опасается, что у 6 армии будет недостаточно сил для решения всех трех задач, поставленных перед ней в Директиве № 2. По его мнению, особенно мало сил у XXIX армейского корпуса для решения двух стоящих перед ним задач: следовать вплотную за боевыми порядками III моторизованного корпуса и прикрытие левого фланга»[265].

При этом в реальности 15–й стрелковый корпус обладал довольно скромными боевыми возможностями. На 30 июня в корпусе вместе с 589–м гаубичным артиллерийским полком насчитывалось 18 432 человека личного состава, шестьдесят девять 45–мм противотанковых пушек, шестьдесят 76–мм дивизионных пушек, девять 76–мм зенитных пушек, тринадцать 107–мм пушек образца 1907–1930 гг., шестьдесят 122–мм и шестьдесят семь 152–мм гаубиц. Это соответствовало одной усиленной немецкой пехотной дивизии. «Туман войны», страх неизвестности заставлял немцев обсуждать меры противодействия небольшой в стратегическом масштабе группе солдат и офицеров 15–го стрелкового корпуса на самом высоком уровне. Заметим, что командующий 6 армией Рейхенау оценивал отступающие в болотах советские части куда объективнее.

«Угроза северному флангу со стороны соединений разбитой в ходе приграничного сражения 5–й армии русских, отступивших в северном направлении, имеет чисто локальное значение. Признаков подготовки к переходу в решительное наступление не отмечено»[266].

Если крупные группировки войск из состава Юго-Западного фронта убывали в Белоруссию, то группа армий «Юг» постоянно подпитывалась новыми соединениями. В состав 11 армии должна была до 10 июля прибыть 46 пехотная дивизия, а до 22 июля — 73 пехотная дивизия. 17 армия Штюльпнагеля должна была до 3 июля получить в качестве резервов управление ХХХХ моторизованного армейского корпуса, 60 моторизованную и 132 пехотную дивизии. До 7 июля в армию Штюльпнагеля должна была прибыть 94 пехотная дивизия. 6 армия Рейхенау до 3 июля получала на усиление 95 пехотную дивизию, до 8 июля 98 пехотную дивизию из Франции и до 13 июля — 294 пехотную дивизию. Усиление группы армий шло не только за счет пехотных соединений, но и за счет артиллерии и авиации. Перспектива взлома «линии Сталина» заставляла немцев перебрасывать на фронт ГА «Юг» тяжелую артиллерию:

«Начальник оперативного отдела ОКХ сообщает по телефону начальнику штаба группы армий, что в распоряжение группы армий будут дополнительно переданы части тяжелой артиллерии из полосы группы армий „Центр“»[267].

Помимо вывода с территории Украины 16–й и 19–й армий, командование Юго-Западного фронта само предпринимало шаги, вызывающие ослабление находящихся в соприкосновении с немцами войск. Это прежде всего решение командования фронта вывести из боя механизированные соединения. Да, они без отдыха находились в бою уже в течение десяти дней. Но такое же время вели непрерывные бои немецкие танковые дивизии. Попытки вывести из боя механизированные соединения привели к значительному ослаблению стрелковых соединений, доселе словно цементом скреплявшиеся контрударами танков. Отходившие на старую границу пехотные соединения были лишены поддержки танкистов, тем самым значительно ослаблены и потому уязвимы. Роскошь вывести механизированные соединения из первой линии была позволена М. П. Кирпоносом и М. А. Пуркаевым совершенно безосновательно.

Активная versus пассивная стратегия. Давним спором историков, занимающихся начальным периодом войны, да и войной в целом, является обсуждение целесообразности контрударов, наступательных действий. Противопоставляется этому построение статичного фронта упорной обороной. Однако рассмотрение событий приграничного сражения Юго-Западного фронта показывает слабость пассивной стратегии. Когда руководство фронта пыталось остановить наступление противника статичным фронтом обороны, решения М. А. Пуркаева и М. П. Кирпоноса сталкивались с неустранимым недостатком этого вида ведения боевых действий. Таким недостатком является неопределенность планов противника. Предполагая тот или иной порядок действия противостоящей стороны и выстраивая под эти предположения свои оборонительные мероприятия, штаб Юго-Западного фронта сталкивался с тем неприятным фактом, что его предположения оказывались подобны замку, построенному на песке. Противник «неожиданно» избирал совсем другой порядок действий, одним махом делая бесполезными все оборонительные мероприятия советской стороны. М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев постоянно готовились вести оборону с перевернутым фронтом, но командование группы армий «Юг» так и не оправдало их ожиданий. Поворота на юг с целью охвата и обхода армий в львовском выступе в ходе приграничного сражения не последовало. Выделенные для отражения поворота на юг соединения простаивали. Напротив, даже плохо организованные контрудары приносили зримые плоды. Нажим на северный фланг немецкого наступления заставил немцев уйти с магистрали Луцк — Ровно — Житомир и со сниженным темпом пробиваться по проселочным дорогам. Перехват крупной магистрали у Дубно силами частей 8–го механизированного корпуса вызвал задержку в наступлении 1–й танковой группы вермахта на несколько дней. Действия по флангам немецкого наступления были менее зависимы от деталей плана действий противника. Куда он собирался направить острие танкового клина, при такой стратегии не так уж важно, если не стремиться выстроить заслон на пути этого клина. Удар по флангам имел целью ухватить наступление противника за «хвост» и тем самым останавливал его острие.

Следование пассивной стратегии с неверной оценкой планов противника привело к тому, что командованием Юго-Западного фронта уже в финальной фазе приграничного сражения были заложены основы будущих неудач. Пониженное внимание к острию немецкого танкового клина у реки Горынь в ожидании его поворота на юг ослабило защиту «линии Сталина» на этом направлении. Новоград — Волынский укрепленный район в начале июля защищали артиллерийско-пулеметные батальоны УРа без поддержки сильного пехотного заполнения. Оперативная пауза, возникшая в период между выходом 11 танковой дивизии к Острогу и ликвидацией немцами кризиса в районе Дубно, не была использована командованием Юго-Западного фронта для уплотнения построения войск на реке Горынь. Между тем на этот рубеж в начале июля стали выходить немецкие пехотные дивизии, и сдержать их удар остатками 19–го механизированного корпуса, 228–й стрелковой дивизии и группы Лукина было нереально. Ошибочные предположения о немецких планах вместо усиления фронта этих соединений заставили командование фронта выстраивать свои резервы севернее Проскурова, на направлении, немцам совершенно неинтересном.