— Миссис Карен Феррис, скорее всего, враждебно относится к моему клиенту, — громко заявил Фоскотт. — Все ее показания нуждаются, так сказать, в тщательной фильтрации. К тому же не следует забывать о предстоящем бракоразводном процессе.

— Благодарю вас, мистер Фоскотт. Что скажете, мистер Феррис?

— Ладно, так и быть, — вздохнул Эндрю. — Мы с ним знакомы много лет. Первую, так сказать, настоящую работу я получил в одной мелкой бухгалтерской конторе на юге Лондона. Ее клиентами были всевозможные мелкие торговцы, владельцы рыночных ларьков. Была у нас и парочка клиентов покрупнее: крепкие парни с дубленой кожей, которые носили куртки на меху. Они заправляли заведениями, в которые вы бы на пушечный выстрел не подпустили вашу сестру. Естественно, наша контора вела все дела легально. Но… в общем, приходилось иметь дело с довольно пестрым сбродом. Кстати, та контора больше не существует… Зарабатывал я немного, а жизнь в Лондоне недешева. Тогда мы с Карен еще не были женаты, а только помолвлены. У нее всегда были честолюбивые устремления. — Феррис мрачно осклабился. — Мне приходилось экономить каждый грош. Обедал я обычно в пабе на перекрестке, неподалеку от своей конторы. Горячего там вовсе не готовили, я перебивался закусками к пиву — бутербродами, чипсами и прочей дрянью. Зато заведения дешевле не было во всей округе…

Феррис невесело улыбнулся.

— Там я познакомился с одним типом — завсегдатаем… Я сразу понял: вот кто настоящий ловкач! Говорун… и вечно излагал, как он считал, супернадежные способы заработать. В те дни там вертелось немало таких, как он. Я слушал его раскрыв рот: у него был настоящий дар убеждать. Он сразу со мной подружился и изо всех сил втирался ко мне в доверие, но я не такой дурак и прекрасно понимал: он старается не просто так. Я думал, что он предложит, чтобы я сделал ему какую-нибудь скидку, — понимаете, не говоря начальству. Звали того типа Марвин Креппер…

Феррис замолчал и оглядел присутствующих — словно желал убедиться, что они поняли, о чем речь. Суперинтендент Картер молча кивнул.

— Ну вот, а вскоре выяснилось, что у Марвина на уме совсем другое. Он планировал сорвать крупный куш. Ему нужны были ценные сведения — разумеется, совершенно секретные, не подлежащие разглашению — о финансовом положении одного нашего клиента. Одного из тех крупных клиентов, о которых я вам говорил: он приезжал в контору на супермодной машине, с гориллой-телохранителем. Я посоветовал Марвину поскорее забыть о его планах, сказав, что я вроде священника и никому ничего не скажу. По правде говоря, дело было не только в муках совести. Очень не хотелось, чтобы мне переломали ноги. Но Марвин не сдавался. Он предложил мне большие деньги. Он уверял: никто ни о чем не узнает. Сам он никому не проболтается, да и зачем ему? У него на карту поставлено столько же, сколько и у меня, а может, и больше.

Феррис пожал плечами.

— Карен все мечтала, чтобы мы купили дом или, по крайней мере, квартиру. Мне нужно было раздобыть свою половину на первый взнос. Вот почему в конце концов я пошел на поводу у Марвина. Мне бы держаться подальше и от того паба, и от Марвина Креппера, твердо заявить, что я не собираюсь участвовать в сомнительных сделках. А я не устоял. Передал ему сведения, которые были ему нужны. Он мне заплатил. Я, дурак, подумал: все, конец. Перешел в другую фирму. Переехал в другой район Лондона. Мы с Карен поженились. Потом поселились здесь. Я начал собственное дело. Все шло прекрасно. Ну не то чтобы прекрасно, потому что у нас с Карен все разладилось. Но если не считать наших семейных отношений, с деловой точки зрения все было хорошо…

Феррис повернулся к Картеру и посмотрел на него в упор.

— Знаете поговорку насчет грязных денег? Они рано или поздно всплывают на поверхность. Вот и Марвин в конце концов гоже… всплыл. Мне бы понять: куда бы я ни переехал и чем бы ни занимался, сколько бы ни прошло времени, рано или поздно он еще встретится мне на пути. Прошло сколько-то времени, и вот два года назад он объявился.

Феррис грустно улыбнулся.

— Явился ко мне домой. Представляете, открываю дверь и вижу его на крыльце! Вот так вот! Я удивился — конечно, не тому, что он приехал. Как я уже говорил, я всегда в глубине души знал, что мы с Марвином еще встретимся. Правда, с первого взгляда я его не узнал. Куда подевалась черная кожаная куртка и толстая золотая цепь? И южнолондонский выговор тоже исчез. На моем крыльце стоял солидный тип в спортивной куртке и сшитых на заказ туфлях, при дорогих часах — а кроме часов, никаких больше украшений. И над своим выговором он тоже поработал. Теперь он говорил как человек из общества. Как говорится, прощай, Марвин Креппер, и здравствуй, Лукас Бертон! Вот ведь прохвост — даже имя сменил! Он сменил все!

Неожиданно Феррис рассмеялся. В тесном кабинетике его смех прозвучал особенно гулко и неуместно. Картер откинулся на спинку стула. Фил Мортон вскочил было, но тут же снова сел. Реджи Фоскотт явно встревожился и наклонился к клиенту, словно предостерегая его.

Феррис отмахнулся от адвоката.

— Должно быть, его махинации увенчались успехом, потому что он очень разбогател. Не изменился он только в одном. Несмотря на внешний лоск, в душе он оставался все тем же Марвином Креппером. Вошел вразвалочку ко мне в гостиную, плюхнулся в кресло — чувствовал себя как дома. Сначала долго рассказывал, как он преуспел: тыкал в нос свои часы — якобы подлинные «Картье». Рассказывал, какой у него большой дом в Челтнеме и какая роскошная квартира в Лондоне. Небрежно так обронил, что подыскивает себе виллу во Флориде с бассейном. Якобы была у него вилла в Испании, в Марбелье, но она оказалась слишком большая для него одного, и он выгодно перепродал ее. А я сидел и слушал, как кролик, загипнотизированный удавом. Он объяснил: мол, услышал, что я здесь живу и работаю, вот и решил меня навестить. Ну да, как же, подумал я. Навестить он решил. Ему нужен человек, который занимался бы его налогами, продолжал он. Кто может быть лучше старого приятеля, Энди Ферриса?

Феррис вздохнул и покачал головой.

— Надо было сразу отказать ему. А я не отказал. Не смог. Мы с ним были повязаны. И дело не только в том, что он знал о махинации, в которой принял участие и я. Из-за одной оплошности я еще не стал жуликом! Но он… знаете, чем-то он напоминал гипнотизера. Уламывал он меня, уламывал, и я… снова не устоял. В конце концов я сказал: «Лукас, я займусь твоими налогами, но больше никаких махинаций!» Он заулыбался во весь рот и похлопал меня по плечу: «Энди, все темные делишки давно в прошлом! Мы с тобой сейчас совсем другие люди. Ты преуспел. Я преуспел». Разумеется, он преуспел гораздо больше, чем я.

Феррис помолчал — совсем недолго, долю секунды — и задумчиво продолжал:

— Все время, пока он говорил, я не сводил взгляда с его зубов. Они сверкали, как на рекламе зубной пасты. Он и зубы себе новые вставил… В общем, все мои слабые возражения он отмел сразу. «Насчет этого не волнуйся», — сказал он. Должно быть, совсем за дурака меня держал. Его уверения оказались такими же фальшивыми, как и его ослепительная улыбка. С годами он, конечно, обтесался, приобрел, так сказать, внешний лоск, но ведь, как говорится, горбатого могила исправит. Я прекрасно понимал: рано или поздно ему подвернется новое сомнительное дельце, сулящее большие барыши, и он снова попробует втянуть меня в него. Я не знал, как я справлюсь, если он предложит новую аферу. Судя по тому, как он на меня смотрел, как заговорщически ухмылялся, он и не ждал, что я ему поверю. Видимо, считал, что таковы необходимые оговорки. Он думал, я его сообщник. Он считал, что мы с ним — одного поля ягоды!