Между тем переворот в военном деле в Западной Европе оказался теснейшим образом связан с переходом, используя терминологию Э. Тоффлера, от цивилизации первой волны к цивилизации волны второй, от общества аграрного к обществу промышленному. Отнюдь не случайно прообраз новой, характерной для второго этапа военной революции линейной тактики родился не где-нибудь, а в Голландии, технически и экономически наиболее развитой страны Западной Европы. Оттоманская же империя и османское общество оказались не готовы к этому переходу ни морально, ни экономически, ни политически. Кардинальные реформы в Турции безнадежно запоздали, и не в последнюю очередь потому, что османы оказались заложниками той системы, основы которой были заложены при первых султанах и которая обеспечила империи почти полтора века процветания.

Сложившиеся в годы подъема имперского могущества военные структуры к концу XVI в. стали, пожалуй, главным тормозом на пути серьезных перемен, воспрепятствовав их проведению в начале XVII в. Не случайно предпринятая в конце XVI в. попытка привести в порядок основные структуры тимарной системы, вызванная ее глубоким кризисом, способствовала тому, что лишенные средств к существованию тимариоты стали одной из главных действующих сил Джелялийской смуты. Неудачное начало войны с Римской империей обусловило решение правительства султана Мурада III (1595–1603 гг.) провести большой смотр сипахов (йоклама) в 1596 г. В результате этого смотра более 30 тыс. ленников были лишены своих тимаров. Лишенные средств к существованию, тимариоты стали одной из движущих сил турецкой смуты.

Позднее, в 1621 г., после поражения от поляков под Хотином, султан Осман II (1617, 1618–1622 гг.) вознамерился осуществить военную реформу, распустить корпус капыкулу и создать новое войско, укомплектованное набранными из числа анатолийских, сирийских мусульман, ранее служивших в отрядах секбанов, и египетских мамлюков рекрутами. Это намерение стоило султану трона и жизни – мусульманское духовенство и янычары единым фронтом выступили против него и свергли его с трона. Последующие султаны и их везиры, памятуя о печальной судьбе Османа II, не пытались трогать капыкулу, и поскольку тимариотское ополчение окончательно пришло в упадок, попытались найти опору в отрядах наемников (капы халкы) провинциальных пашей, что только усилило хаос и еще более ослабило империю. Ориентация на количественные, а не качественные показатели в военном деле, наметившаяся во 2-й половине XVI в., сохранилась. И не случайно европейцы, давая оценку османской армии 2-й половины XVII – начала XVIII вв., отмечали, что турки «…всю свою силу и надежду ставят в великом числе и свирепстве людей…», тогда как «…християнская регулярная армия уповает на храбрость и добрый порядок войск своих»547.

Таким образом, аскери, и в особенности «сейфие», «люди меча», сыграли значительную роль в замедлении темпов развития османской военной машины. Как отмечал Е.И. Зеленев, сложившиеся в годы формирования империи «…традиционно организованные восточные армии… сравнительно долгое время удовлетворяли потребностям авторитарного государства и соответствовали возможностям многоукладного восточного общества с сильными элементами местного самоуправления. Кроме того, зависимость армии от политики и экономики, науки и культуры, идеологии и морально-психологического состояния населения всегда уравновешивалась очень сильным ее собственным влиянием на все сферы общественной жизни, защищая удобные ей формы политической и социальной организации общества (выделено нами. – П.В.)…В Османской империи в целом… армия на протяжении всего периода XVI – начала XIX в. играла ключевую роль в политической жизни, часто выступая субъектом по отношению к государству и всему гражданскому обществу»548.

Нельзя не согласиться с мнением, высказанным С.Ф. Орешковой, которая писала, что «…имперская государственная структура восточного типа и ислам, выступавшие главными социально образующими факторами, способствовали на первых порах прогрессу тюрко-мусульманского общества. Впоследствии же именно они вели к замедлению темпов общественного развития, не позволяя совершенствованию того, что было приобретено этим обществом в период завоеваний и становления государства… Сохранение раннеклассовых черт в османской государственной структуре, выразившееся в длительном использовании института капыкулу и все нараставшем отрыве государственного управления от общества и общественного развития, и исламский контроль за деяниями султана…. порождали застойность и ощущение кризиса, который османским обществом начинает осознаваться уже с конца XVI в.»549.

Нельзя исключить и того обстоятельства, что одной из причин отказа от серьезных перемен было и то, что традиционная османская военная машина в первые десятилетия XVII в. еще не исчерпала до конца своего потенциала. Безусловно, она уже устарела, однако при умелом использовании ее достоинств она еще длительное время сохраняла достаточную эффективность. Кроме того, тяжелый социально-политический и экономический кризис, потрясший Османское государство и общество на рубеже XVI–XVII вв., не был сопряжен с угрозой утраты национальной независимости и территориальной целостности империи (как это было, к примеру, в России начала XVII в.). Тем самым степень его серьезности и, следовательно, необходимость кардинальных перемен, не были до конца осознаны османской правящей верхушкой. Совершенно верно отмечая причины и последствия кризиса, тем не менее османские писатели XVII в. уповали на то, что все можно исправить, если вернуться к старым, добрым порядкам времен великих султанов 2-й половины XV – 1-й половине XVI в.550.

Однако в новых условиях этого было уже недостаточно. Консервативная политика, в том числе и в военной сфере, попытки вернуться к порядкам «золотого века» Сулеймана Кануни в условиях, когда европейцы стремительно продолжали совершенствовать тактику, стратегию и военные технологии, не говоря уже обо всем остальном, не имела исторической перспективы. Неспособность османской военно-политической элиты XVII в. так же эффективно, как это было в XVI в., перенимать новшества, в том числе и в военной сфере, незавершенность перехода ко 2-й, решающей стадии военной революции только способствовали дальнейшему прогрессированию общего кризиса османской политической и социально-экономической систем. В самом деле, если Османская империя была создана мечом и мечом поддерживалось ее существование, то затупление меча означало в конечном итоге крушение империи. Неспособность османской военной машины в изменившихся условиях обеспечить дальнейшую территориальную экспансию и ограбление соседей лишала османское общество возможности и далее развиваться по привычному экстенсивному пути, а для перехода на интенсивный путь не хватало ни желания, ни возможностей. И никакие «традиционные реформы», пусть даже они и предпринимались талантливыми и энергичными султанскими министрами, не могли разрешить кризиса. Они могли давать лишь временное облегчение, но проблема не решалась, а только загонялась вглубь, чтобы затем дать о себе знать с удвоенной силой.

Потребовалась серия серьезных военных неудач во 2-й половине XVII–XVIII вв., чтобы султан Селим III (1789–1807 гг.) приступил к серьезным военным преобразованиям и созданию армии, обученной и вооруженной по-европейски. Но и тогда потребовалось еще почти полстолетия, прежде чем удалось сломить сопротивление старых военных институтов и перейти к новым формам военной организации.