— Так что он тебе сказал?

— Он хотел бы иметь с тобой обычный секс.

Я попыталась отодвинуться от Ники, но он нагнулся надо мной, и я могла стоять прямее, но он все равно просто завернул меня в себя. В его обнимающих руках мне было тепло и надежно, и приятно было так прижиматься к нему спереди, так тесно. Настолько тесно, что он спереди начал увеличиваться. Секс входил элементом в ту «магию», которой я привязала Ники к себе, лишила его свободы воли. Он и его прайд похитили меня и угрожали, что убьют троих мужчин, которых я люблю. И чуть не убили меня, а потом лишили всех моих сил, кроме одной. Этой силой я и воспользовалась, чтобы заставить Ники предать всех и вся, лишь бы спасти своих любимых. До Ники я не понимала, что делаю или что это значит для того, с кем я это делаю, но с ним я действовала сознательно. Я сейчас позволила ему обнимать себя не только потому, что ему от этого было хорошо, но и потому, что мне неловко было за то, что я с ним сделала. Да, он был очень плохой, но нельзя никому взбалтывать мозги так, что не остается никого, даже социопата.

— Анита? — напомнил о себе Эдуард.

— Ты серьезно хочешь, чтобы я занялась сексом с Олафом? Не может быть.

Ники крепче меня обнял, поцеловал в темя. Я стала гладить его руку, обводя контуры мускулов под кожаной курткой.

— Хочу ли я, чтобы ты занималась сексом с Олафом? Нет.

— Тогда о чем ты вообще говоришь?

— Сам не знаю.

— Ты не знаешь? Как так? Ты всегда знаешь, что хочешь сказать.

Ники снова поцеловал мне волосы, крепче прижал, меня к себе, и я почувствовала как сильно он меня хочет. И мне передалось его возбуждение, по телу прошла дрожь, дыхание стало прерывистым. Он крепче вокруг меня обернулся, и ощущения стали еще сильнее.

— Эдуард, извини, минутку. — Я прижала телефон к животу и попросила: — Ники, чуть свободнее, а то очень отвлекает.

— Что очень отвлекает? — прошептал он мне в волосы и прижался сильнее сзади, чуть шевельнув бедрами, отчего я попыталась шагнуть прочь, но он держал меня крепко, продолжая прижимать к себе.

— Отпусти, Ники, — сказала я, и он отпустил, потому что не мог иначе.

Я схватила его за руку, и этот жест заработал мне улыбку на его радостном-радостном лице. Очень это нехорошо, что он так на меня реагирует. Так можно реагировать лишь на того, кого любишь, а Ники меня не любит. Или не так любит, чтобы простое пожатие руки вызывало такое сияющее лицо.

Я снова приложила телефон к уху, отвлекаясь от Ники и его излишне счастливого лица.

— Я здесь, Эдуард.

— Ты отвлекаешься, Анита. У нас тут… эти деятели, убивающие тигров, и Олаф. Ни с одним из этих вопросов разобраться не получится, если отвлекаться.

— У меня все под контролем, Эдуард.

— Правда?

Ники потянул меня за руку, привлекая чуть ближе. Я повернулась боком, чтобы не быть совсем уж вместе. Нельзя было позволить себе снова отвлечься так сразу.

— Мы сейчас едем за чистой одеждой для Карлтон. Как только ее экипируем, поедем к тебе.

— Да нет, тут ничего нету. Твой крысолюд их выследил до опушки, а там след пропал. Либо они улетели, либо их ждала машина.

— Так что блестящая идея использовать оборотней для выслеживания убийц оказалась не столь уж блестящей.

— Идея хорошая, Анита, И когда попадем на место преступления посвежее, опять попробуем.

— Ты прав. Они еще будут убивать.

— Да, — согласился он.

— Бесит меня необходимость ждать нового убийства, чтобы поймать гадов. Как будто мы хотим, чтобы кого-то убили.

Ники наклонил голову, целуя мне волосы.

— Когда возьмете одежду для Карлтон, встретимся в мотеле. Надо снять номера для всех твоих помощников.

Я прислонилась головой к груди Ники.

— Как там Бобби Ли? — спросила я.

Я знала, что именно он перекидывался для работы по следу.

— Отключился на заднем сиденье.

— То есть уже перекинулся обратно, — сказала я.

Ники обнял меня за спину, пытаясь привлечь снова к себе.

— Да.

Я пыталась отстранить его и, повернувшись, уперлась ему в грудь плечом. Он попытался меня развернуть к себе, но я упиралась.

— Он несколько часов будет без сознания.

— От шести до восьми, — ответил Эдуард.

— Нет, Бобби Ли — сильный оборотень. Через четыре часа или меньше очнется.

— Приятно знать.

— С нами тут есть и такие, которые вообще не отключаются после обратного превращения.

С одним из них я как раз сейчас обнималась.

— То есть это очень сильные оборотни?

— Ага.

Я позволила себе обнять Ники за талию, и он попытался взять меня совсем в объятия, но я стояла боком, и хотя мы обнимались и сильное тепло его тела обертывалось вокруг меня, отвлекало все же не так сильно.

— Ты ездишь с очень большими собаками, Анита.

— Я из тех, кто любит больших собак.

Я посмотрела Ники в лицо, он поцеловал меня в лоб — нежно-нежно.

— Анита, чем ты там занята?

— Разговариваю с тобой.

— У тебя голос все слабее и слабее.

Ники еще нежнее поцеловал мне бровь.

— Я же не шепчу, Эдуард.

— Я не сказал, что ты шепчешь. У тебя голос становится все слабее и нежнее. Не думал, что Лисандро или Ники так на тебя действуют.

— Лисандро — нет, — ответила я.

Ники целовал мне веко, губами щекоча ресницы. Я подняла голову — он поцеловал меня в щеку, согревая дыханием кожу.

— Если тебя Ники так отвлекает, то последи за собой, Анита.

— Послежу, — ответил я почти шепотом, потому что губы Ники оказались над моими.

— Увидимся в мотеле, — сказал Эдуард.

— До встречи, — прошептала я и нажала кнопку, так что когда губы Ники нашли мои, разговор уже закончился.

Он меня поцеловал, сперва осторожно, потом рука стала тверже, я обернулась к нему, телом к телу. Мы перестали держаться за руки, и я наконец стала таять в его руках, в его объятии, в его поцелуе. Он целовал меня крепко и настойчиво, губами, языком. Чуть прикусил мне нижнюю губу, я тихо застонала, и он прикусил сильнее, чуть оттягивая к себе.

Пришлось сказать:

— Хватит.

Он выпустил мою губу, отодвинулся, чтобы посмотреть мне в лицо — и засмеялся.

— Про твою помаду забыли!

Я заморгала, потом увидела, что у него губы в красной помаде, и даже на открытых в улыбке зубах ее следы. Покачала головой, улыбаясь, протянула руку к его губам, пытаясь стереть алые следы.