Фертье повернулся к Беккеру и выжидательно замер.

– Пограничная служба в свою очередь подтверждает участие в соглашении и приветствует равноправие каждого из партнеров, – произнес тот неожиданно весело. Косте показалось, что пограничник готов даже подмигнуть, но вряд ли сердитый сурганец это одобрил бы. Да и вообще момент был официальный и, вне всякого сомнения, пафосный, из тех, что потом изучают в школах и изображают на купюрах. «Высокие договаривающиеся стороны августейше одобряют совместную разработку новой керамики» – как-то так.

Впрочем, на картинах в итоге изобразят вовсе не Фертье, не Беккера и не сердитого сурганца. Изобразят президентов, министров – всех, кто воспользуется плодами недавнего противостояния спецслужб.

В более спокойной обстановке пафос и официоз Костю скорее всего позабавили бы. Однако не далее как час назад на месте погибших сурганцев вполне мог бы оказаться и сам Костя. Так что веселиться было излишне.

Ничего еще не закончилось, не надо обольщаться.

– Я доведу до моего руководства позицию Клондала и пограничной службы.

Сурганец поиграл желваками на скулах и снова злобно уставился на Костю.

– В случае согласия на равноправное участие Великого Сургана в изучении нового материала, каковое уже оглашено, я имею приказ передать захваченного агента-марангера в руки объединенного комитета, совета – не знаю пока, как будет называться соответствующий орган. Разумеется, лишь после того, как договор на исследования и разработку будет подписан всеми участниками соглашения на дипломатическом уровне.

– Это дело не одной недели, – произнес Фертье вкрадчиво. – Сто́ит ли тянуть?

– Сто́ит, – жестко сказал сурганец. – Честь имею.

И решительно направился к выходу.

Когда он ушел, Фертье откинулся на спинку стула и с прищуром взглянул на Костю:

– Ну, вот и все. Вы ведь этого добивались, не так ли?

Костя многозначительно улыбнулся.

– В любом случае и Клондал, и Краймар, и Аламея, и даже, наверное, Лорея благодарны вам, Константин. Редко когда удается склонить Сурган к цивилизованному сотрудничеству так быстро и доходчиво. Близкие Сургану методы в Центруме мало кто практикует… на высшем уровне, я имею в виду. Да и Маранг отнюдь не всегда им следует. Во всяком случае, ваши действия долго были далеки от этого, и сегодняшние события, признаю, застали нас врасплох.

«Да-да-да, бандиты, контрабандисты, кланы пустошей и прочий до зубов вооруженный люд Центрума ну прям совсем не практикует и не приветствует насилие как метод убеждения, – подумал Костя с откровенной иронией. – Или те же пограничники. Даже я это понимаю, елки-палки. Скажи уж напрямую: вы очень довольны, что руки клондальцев и прочих участников околокерамических игрищ остались чистенькими, а главными бяками, ко всеобщему восторгу, выступили два болвана из Маранга… А возможно, что только один болван. Можно даже поаплодировать ему и сделать вид, будто он почти ровня. А потом…»

Что «потом», Костя пока не придумал.

* * *

Вообще Костя ожидал, что его в этот вечер ждут долгие разговоры и осторожные попытки перевербовки, но он ошибся. Достаточно скоро после ухода сурганского агента стало очевидно: Фертье и Беккеру срочно нужно побеседовать с глазу на глаз, и это важнее, чем непонятный иномирянин из Маранга, пусть он сегодня и вел себя как нежданчик-умница. Костя вообще остро чувствовал, когда люди тяготятся его обществом. Правда, смущали две вещи: совсем не было уверености, что из «Черепахи» его выпустят. Чего проще – запри его в том самом тайнике на втором этаже, где они с Виорелом ночевали, и все дела – в одиночку оттуда не выберешься. А если и есть какой-нибудь аварийный способ, Костя его все равно не знал. И второе, что смущало, – даже если удастся выйти в город, куда, собственно, идти? Опять к Мичурину? Улочка там узкая, а предводитель сурганцев уж больно злобно на Костю зыркал. Патронов к револьверчику пока хватало, но благоразумнее было бы счесть, что лимит несказанной удачи на сегодня уже исчерпан.

Однако Фертье Костю отпустил, причем без единого возражения, и Костя поспешил удалиться, пока советник не передумал или пока не явился еще кто-нибудь с неожиданными новостями. Но следом как приклеенные увязались два крепыша-клондальца. Они не собирались прятаться, просто молча топали в пяти-семи шагах позади Кости, словно телохранители. Сначала Костя напрягся, а потом подумал: может, оно и к лучшему? По крайней мере случайные шалопаи по голове не дадут.

Попутно возникла мысль, что Фертье с Беккером его все-таки раскусили, сочли бесполезным и именно поэтому отпустили с миром, ибо что с него взять, с Кости Степанова? Но это не очень вязалось с визитом сурганцев и особенно с речами их предводителя. С другой стороны, трудно было поверить, что напичканный событиями час и Костин сегодняшний фарт так быстро привели соперничающие стороны к согласию. Что-то тут было не так. Или же все морально давно готовы были к переговорам и мировой, просто тянули до последнего; и именно в этот час, причем с участием Кости, произошло нечто важное, что явилось для участников конфликта безусловным сигналом к окончанию подковерной борьбы, а Костя по простоте душевной и незнанию этого просто не заметил и вообще мало что понял в происходящем?

Костя пересек площадь, свернул на одну из боковых улочек, кажется, на Кирпичную, и спустился по щербатым ступеням в небольшой кабачок, куда они дважды заходили с Виорелом. Раз – вчера, раз – сегодня утром. Даже не верилось, что это было сегодня, каких-то восемь-девять часов назад! Кабачок был в целом уютен, всего на восемь столиков, и очень хорошо подошел бы большому портовому городу, чтобы изголодавшиеся по берегу матросы без меры хлестали напитки и горланили песни на непонятных языках. Но в Тала-Мазу множеству матросов неоткуда было взяться, а те бедолаги, которые приводили к маленькому причальчику груженные контрабандой катера и лодчонки, вряд ли осмелились бы вести себя подобным образом. Поэтому в кабачке, который, кстати, звался «Йэрра», «Шишка», посетители вели себя тихо и старались поменьше глазеть на тех, кто занимал соседние столики, и уж точно не собирались вмешиваться в их разговоры или споры.

Сейчас свободным оставался только один столик, самый неудобный, около прохода из зала за стойку. Костя уселся на тяжелый табурет, злорадно зыркнув на клондальцев – как себя поведут? Но те ничуть не смутились, прошли к стойке, заказали по рюмочке и встали как раз у Кости за спиной.

«Ну и шут с ними», – подумал Костя и испросил у хозяина пива.

Пиво было необходимо категорически: и нервы пригладить, и жажду утолить. А еще Костя надеялся, что за кружечкой-другой, как не раз бывало в «Разбойнике», придет дельная мысль, и он в который раз выберется из очередной житейской передряги если не с блеском, то хотя бы без потерь.

С «Разбойника» все и началось, если разобраться. Именно там Костя узнал, что уволен. Именно туда через какое-то время завалился Виорел и внезапно предложил поработать носильщиком в необычном турпоходе…