Я заправляю постель, одеваюсь. Почти одиннадцать. Почему так тихо? Саввы нет дома? Жутко хочется пить. Щелчок на два оборота — и я оказываюсь на свободе. Аппетит так и не появился, но по крайней мере тошнить перестало.

Дверь в кабинет Саввы открыта, но из-за неё не доносится привычного щёлканья клавиатуры. В гостиной не работает телевизор. Тишина давит, становясь мучительной. Кажется, он все-таки ушёл. Куда? Спускать пар на каком-нибудь бедняге? Прогуляться? В спортзал на цокольном этаже? 

Возле дверей гостиной я застываю, и грудную клетку моментально сжимает тисками. Нет, Савва никуда не ушёл. Он спит на диване, подложив ладонь себе под голову. В той же одежде, в какой был вчера, между бровей — напряжённая складка. Жажда, мучившая меня с ночи, забывается, я не могу двинуться с места. Неужели всё ещё любуюсь? Да, любуюсь. Тёмными прядями, упавшими ему на лоб, упрямым изгибом губ, густотой его ресниц. Его лицо вызывает зависимость, так же как и его тело. Его длинные пальцы, красивые плечи, шрам на солнечном плетении, твёрдый живот, член, умеющий доставлять неземное удовольствие. Сейчас Савва кажется совсем безобидным, и я начинаю забывать, что мне стоит его бояться.

Я заставляю себя оторвать взгляд и быстро иду на кухню. Беззвучно открываю шкафы в поисках упаковки кофе, которая всё это время лежит на столешнице. Почти пустая. Кажется, я не одна в этой квартире не спала всю ночь.

Шум перемалываемых зёрен на несколько секунд меня оглушает. Я ставлю чашку в нужный отсек и безучастно слежу, как фарфоровые стенки окрашиваются в тёмный. Кофе — просто потому, что утром я привыкла его пить. На деле, мне по-прежнему ничего не хочется. 

Я забираю чашку с подставки и, развернувшись, застываю. Он прямо передо мной. Нужно было помнить, что Савва чутко спит. От него пахнет сном и напряжением, глаза изъедены рубиновой сеткой капилляров. Моя оборона терпит сокрушительный удар. Он выглядит как мужчина, которого я всё ещё люблю.

— Извини, что разбудила, — говорю я первое, что приходит в голову и, вжавшись в столешницу, протискиваюсь в сторону. Мне нельзя, нельзя. Нельзя давать слабину. Ты же помнишь? Он готов распоряжаться твоим телом по своему усмотрению. Ему наплевать на то, что ты чувствуешь. Его интересы всегда будут превыше твоих. Он получает удовольствие, избивая других людей. Он совершил убийство. Однажды он уже причинил тебе боль, пусть и руками другого человека. Ничто не удержит его от повторного эксперимента. 

— Ты пахнешь моим шампунем, — его голос охрип от сна, взгляд жадно блуждает по моему лицу.

Я ёжусь и крепко обнимаю себя руками, защищаясь. 

— Я, наверное, перепутала.

— Что ты собираешься делать?

— Я собираюсь уехать.

— Куда?

— К маме. 

— Бегство?

— Нет. Я хочу нормальности. Хочу перестать бояться.

Он хмурится. 

— Тебе не нужно меня бояться.

Он готов распоряжаться твоим телом по своему усмотрению. Ему наплевать на то, что ты чувствуешь. Его интересы всегда будут превыше твоих. Он получает удовольствие, избивая других людей. Он совершил убийство. Однажды он уже причинил тебе боль, пусть и руками другого человека. Ничто не удержит его от повторного эксперимента.

— Ты кривишь душой. Ты хочешь, чтобы я тебя боялась. Тебе это нравится. 

— Совсем нет, Мирра. Ты для меня особенная.

Ложь. Это всё ложь.

Мои не зажившие за ночь нервы сдают ещё до того, как я успеваю это понять. Я швыряю чашку на стол так, что её содержимое расплёскивается по столешнице, и быстро шагаю к двери. Не дай ему себя согнуть. Не слушай. Тот, кто говорил с тобой вчера, — для него ты совсем не особенная. Та же спичка, которую ему нравится ломать в угоду своей нездоровой натуре. 

Пятки гулко стучат по паркету, сердце молотит им в такт. Сумка стоит на тумбе слева, ноги вдеть в туфли. Пиджак… к чёрту его.

— Мирра.

Я смотрю на свои пальцы, застывшие в паре сантиметров от дверной ручки. Глубоко вдыхаю, наполняя высохшие лёгкие глотком смелости, поворачиваюсь.

— Собираешься меня задержать?

Это он. Мой Савва. Без масок, фильтров и холодной стали во взгляде. Тоже как на ладони. 

— Я же сказал, что и пальцем тебя не трону. Давай попробуем. Я ничего не могу обещать, не могу прогнозировать, — его губы дёргаются в призрачной улыбке, которая моментально гаснет: — Но с тобой ведь получилось… Вдруг и с ним получится. 

Сердце замедляет ход и окончательно останавливается. Перестаёт существовать всё, кроме двух синих факелов, слепящих меня до едкой соли в уголках глаз. 

— Я тебе не верю, — шепчу я одними губами. — Это часть очередного плана?

— Попробуй почувствовать. Тебе это даётся куда легче, чем мне. 

В эту минуту я мечтаю стать такой же, как он. Хочу быть нема к лихорадочному блеску в его невероятных глазах, не видеть, как его плечи напряжены в ожидании. 

— Не подходи, — хриплю я, когда он делает ко мне первые шаги.

— Я ведь сказал, что и пальцем тебя не трону. 

Я перестаю видеть из-за упавшей на глаза мутной пелены. То, что он рядом, я чувствую на ощупь. Груди становится горячо — он прижимается ко мне всем телом, вспыхивает поясница — он меня обнимает. Мне нельзя, но разве можно остановиться? Я обхватываю руками его шею, утыкаюсь лицом в рубашку и ломаюсь окончательно. Я думала, что выплакала всё вчера? Глупости. 

— Я так тебя люблю… Так тебя люблю… Любить, оказывается, так больно, Савва.

Его пальцы задевают мою шею, щёки, волосы. Касаются нежно и причиняют тем самым невыносимую боль.

— Это потому, что ты любишь меня. 

Наш поцелуй отчаянный, с привкусом кофе и моих слёз. Он растворяет реальность, стирает стены прихожей, выключает отчаяние. Любимый мой изуродованный мальчик, моя самая большая любовь, я могла бы состариться в твоих руках, не сходя с этого места.

Звонок за моей спиной звучит как выстрел. Губы Саввы отрываются от моих, рассеивая кратковременное обезболивающее забытьё. Реальность наваливается на меня всей своей неподъёмной ношей, тошнота подступает к горлу. Я заставляю себя открыть глаза и встречаю тёмно-синий взгляд, в котором застыл вопрос.

— Ты кого-то ждёшь?

Отвечать мне не приходится. Жар его рук освобождает мою спину, и Савва меня обходит. Я обхватываю плечи ладонями, чтобы не окоченеть, и отступаю назад. Под гул остывающей крови смотрю, как он открывает дверь и как порог переступают два человека в чёрной униформе.

— Раевский Савва Вениаминович? 

Лёгкий кивок.

— Старший сержант уголовного розыска Красильников. К нам поступила информация о нанесении вами тяжкого вреда здоровью ряду лиц. Для выяснения обстоятельств просим пройти с нами.