Ты всегда был на шаг впереди, но так вышло, что мой страх тебя переиграл. Ты не думал, что я так поступлю, да? Доверял мне больше, чем стоило. Ненавидя твоих родителей, я предала тебя так же, как сделали они. Ты был прав, мой любимый мальчик. Люди не стоят привязанностей.

Оладьи на белом кружевном блюдце давно остыли, так же как и мятный чай. Мама не обижается, что старалась, готовила, а я не ем. Опускает ладонь мне на плечо, слегка похлопывает и тихо выходит из кухни.

Мои глаза прикованы к экрану. Я даже не уверена, что они мне его покажут. Возможно, стоило заглянуть в интернет. 

Но потом это случается. Кадры забастовки на севере страны сменяются изображением зала суда. Скачущий голос репортёра сообщает, что несколько минут назад владельцу компании «Fear me Studio» вынесли обвинительный приговор сразу по нескольким статьям: причинение тяжкого вреда здоровью и уклонение от уплаты налогов особо крупных размерах.

Мое сердце дёргается, когда камера выхватывает знакомую угловатую фигуру. Волосы Саввы стали длиннее и свободно падают ему на глаза. Он сидит на убогой скамейке и при этом умудряется выглядеть ВИП-зрителем на нашумевшем спектакле: ни затравленности во взгляде, ни понуро согнутой спины. Словно все эти люди вокруг, рвущие его любопытными взглядами, присутствуют там лишь потому, что он так захотел. 

Его лицо крупным планом — это то, к чему я совсем не готова. У репортёров отличная камера: можно различить даже выгоревший пушок на кончиках ресниц. В эту минуту тысячи женщин перед экранами телевизоров так же, как и я, не могут оторвать от него взглядов. Так же, как и я, они заворожены его эксклюзивной красотой и глубиной пронзительных синих глаз. Я жадно глотаю изображение и одновременно задыхаюсь от нарастающей рези в левой половине груди. Любить тебя очень больно, Савва. Но другой любви я бы не хотела.

Ему в лицо тычут нелепую поролоновую штуку. Я не сразу понимаю, что это микрофон. 

— Вам только что вынесли обвинительный приговор. Хотите что-нибудь сказать?

Хорошо, что ты так спокоен и не даёшь им смаковать трагедию, которой они так жаждут. Отлично, что на твоих щеках гуляют эти очаровательные ямочки. Они никогда не узнают.

Синие глаза незаинтересованно скользят по невидимым зрителям и фокусируются на мне. Кто-то бы сказал, что Савва смотрит в камеру, и ошибся бы. Я знаю этот взгляд, знаю это выражение. Они принадлежат мне.

Ты чувствуешь меня? Знаю, ты не обязан, но всё же... Можешь ли ты чувствовать меня после всего или окончательно уничтожил в себе эту способность?

— Вина, — его губ касается едва заметная улыбка, взгляд мерцает. — Не нужно. Я тебя прощаю.

Они пытаются спрашивать его ещё, но он отворачивается, и вопросы продолжают лететь ему в спину. Глупые бестактные люди. Вам просто повезло, что на него надеты наручники. 

Суд приговорил Савву к шести годам заключения в колонии общего режима. Психиатрическая экспертиза не подтвердила наличие у него психического заболевания, которое могло бы стать основанием для смягчения приговора.

Диктор переключается на тему природных катаклизмов, и мне больше нет нужды пытаться разглядеть экран сквозь глухую завесу слёз. Опустив голову, я беззвучно трясусь от острых прострелов в теле. Боль разносит по крови свои метастазы. Теперь официально: мне нужно учиться жить без него.

Десять месяцев спустя

— Портофино? А в ресторане на старой вилле ты бывала? Это в Рапалло, — Костя крутит в пальцах бокал с вином, но ко рту не подносит — ждет моего ответа. Ему действительно интересно то, что я скажу.

— Много о нем слышала, но сама ни разу не добралась. Так как там? И правда настолько сногсшибательная кухня, как все говорят?

Я отпиваю вино и быстро возвращаю фужер на стол. Мой вопрос — не праздное любопытство. Во-первых, в свой запланированный августовский отпуск я собираюсь лететь с родителями в Портофино, а во-вторых, мне тоже хочется знать мнение Кости. 

Ему тридцать два, преуспевающий юрист. Закончил престижный европейский университет, до неприличия хорош собой. Мы встречаемся почти полтора месяца, и Костя сам назначает свидания.

Познакомились мы случайно: столкнулись в коридоре моего офиса. Я выронила сумку, а он помог мне ее поднять. Только на этот раз я посмотрела. Теперь я часто смотрю по сторонам.

— Ты знаешь, мне понравилось. Классическая средиземноморская кухня без лишних модерновых наворотов. Шикарный вид. Закуски, десерты — выше всяких похвал. Но лучшая паста все же в La Gritta.

Костя отрывает бокал от скатерти и тянет его мне.

— За вечер и за тебя, Мирра. Смотреть — не налюбоваться. 

Мне нравится, как он говорит комплименты: честно и без пафоса. И что его взгляд не отпускает меня даже тогда, когда он отпивает вино. В одной из наших пятничных посиделок Ирина как-то сказала, что женщине важно находится со своим мужчиной в одной плоскости. Так вот Костя однозначно находится в моей. В жизни он видел и знает куда больше меня, а потому у нас всегда находятся темы для бесед. Я восхищаюсь им и уважаю как равного.

— Если в августе получится вырваться — полечу с тобой. Твои родители не будут против?

Костя так легко это произнес, что я не успела испытать паники. Прилетит ко мне в Портофино? Хм. А почему бы и нет. Маме он понравится, да и папе наверняка тоже. У Кости есть поразительное умение располагать к себе людей, не прилагая к этому никаких усилий. Он просто остается собой: обаятельным, интеллигентным и внушающим доверие. Еще у него красивая улыбка, собирающаяся лучиками возле внешних уголков глаз. Иногда я ловлю себя на том, что могу ей залюбоваться.

— Мои родители будут рады знакомству с толковым юристом, — шутливо ерничаю я. — Ты что-то говорил про командировку в Питер. Это связано с тем тендером? 

— Да, с ним, — Костя внимательно смотрит на меня. — Хочешь полететь со мной? Два дня «Четырех Сезонах» с видом на Исаакиевский, фирменные завтраки. Таких французских тостов не делают даже во Франции. 

— Я бы с радостью, но тогда некому будет провести собрание. Комарова вернется из Швейцарии только во вторник.

Скоро будет полгода, как я сменила место работы, уволившись из «Ландор». С Андреевым вышло просто: на одном из совещаний он бестактно меня перебил, чтобы перебросится парой фраз с Гордиенко, и это поставило финальную точку. Я досидела до конца собрания, а после положила ему на стол заявление об уходе. Андреев его молча принял, а через два дня вызвал к себе в кабинет с предложением не портить карьеру на эмоциях. Даже в тот момент ему было приятнее думать, что всему виной не его шовинистские наклонности, а никчемные эмоции, мешающие любой женщине нормально думать. Следуя намеченному плану, спустя две недели я стала безработной и смогла вплотную заняться покупкой квартиры. Скромные пятьдесят три квадрата в доме комфорт-класса на Садовом теперь официально мои.