Рука Лидии сжала пачку писем, когда она стала читать самое верхнее из них.

«Дорогая Джейн!

Попасть в Сент-Мартинс-Холл очень просто. Я так организую свой день, чтобы прийти туда к назначенному тобой времени.

Прошу тебя принести с собой документ, чтобы я мог посмотреть на него, раз уж ты так уверена, что он касается меня.

Искренне твой,

Джозеф Коул».

Лидия подняла голову и посмотрела на бабушку.

– Куда Джейн пошла с мистером Холлом? – шепотом спросила она.

– Посмотреть на подготовку к образовательной выставке. – Нахмуренные брови миссис Бойд стали походить на выдолбленную в скале трещину. – Джейн до этого говорила, что хочет пойти туда, и мистер Холл любезно согласился отвести ее. Я пила чай с миссис Кин, иначе пошла бы с ними, но…

Лидия вырвалась из состояния беспомощности, как пущенный из рогатки камень. Сунув письма в карман, она протиснулась между бабушкой и косяком двери.

– Лидия! – донесся крик миссис Бойд до Лидии, мчавшейся по коридору к входной двери.

Выбежав из дома, она понеслась на Бейкер-стрит, где находилась стоянка кебов. Крик бабушки постепенно стихал, уступая место пронзительным воплям, раздававшимся в ее голове.

Сумерки опустились на улицу Лонг-Акр, так что главный вход в Сент-Мартинс-Холл было не разглядеть из-за интенсивного движения – пешеходы, экипажи, повозки и телеги сновали здесь взад-вперед, как пчелы в улье.

– Несчастный случай или что-то вроде этого, мисс, – сказал кучер. – Насколько мне отсюда видно, похоже, что повозка въехала во что-то. В общем, дальше не проехать.

Выругавшись, Лидия толкнула дверь кеба. Она бросила кучеру два шиллинга и быстро пробралась сквозь толпу, собравшуюся, чтобы поглазеть на происшествие, а затем пробежала мимо группы констеблей, расталкивая их локтями. Тяжело дыша, она неслась вперед и вдруг заметила Себастьяна, расхаживающего перед входом в Сент-Мартинс-Холл.

– Себастьян!

Тот поднял голову, вид у него был явно встревоженный.

– Лидия, что…

– Джейн… – Лидия остановилась перед ним. – Где Джейн?

– Не знаю. Видишь ли, весь день она была со мной, а потом пошла взглянуть на витрины, пока я помогал Каслфорду с китайской выставкой. Когда я пошел ее искать, она уже ушла.

– Ушла?! Что значит «ушла»?

– Я не смог найти ее и подумал, что Джейн, должно быть, с Каслфордом, но, кажется, тот уже ушел и никто из смотрителей залов ее не видел. Потом я услышал шум на улице и подумал, что она могла выйти посмотреть, что происходит. Но тут такое столпотворение…

– Продолжай поиски! – приказала Лидия, направляясь к главному входу. – Посмотри в классных комнатах и библиотеке. И обязательно проверь комнату для отдыха в дальней части здания.

– Но где…

– Я не могу сейчас объяснить, Себастьян, прошу тебя… Мы должны найти ее!

Лидия вбежала в здание, ее тяжелое дыхание эхом отдавалось от стен холла. Она поспешила к главной лестнице, которая вела в большой зал, занимавший весь первый этаж.

Толкнув дверь, Лидия вошла в выставочное помещение. Рабочие возились с витринами, повсюду слышался стук молотков, но и он не заглушал доносившегося с улицы шума, а находившиеся в зале люди то и дело подходили к окну, чтобы узнать, что там происходит.

Лидия едва сдержала желание выкрикнуть имя Джейн. Если она все еще тут, если Коул с нею… одному Богу известно, что он может сделать с Джейн, если узнает, что Лидия ищет ее.

За окном мимо нее промелькнула какая-то тень. Лидия вглядывалась в пустую галерею, однако сквозь полумрак почти ничего не могла разглядеть. Удары сердца эхом отзывались у нее в ушах, когда она стала подниматься по лестнице наверх, в один из разделов выставки, освещаемый тлеющими в камине углями.

Перед глазами все поплыло, но внезапно Лидия увидела окружающее с удивительной четкостью. Джейн сидит на стуле у камина, прижав к груди руку. Ее сотрясает дрожь.

Лидия сдержала крик, ее охватило невероятное облегчение. Она едва не позвала на помощь.

И тут краем глаза Лидия уловила какое-то движение. Не успел мозг осознать, что происходит, как мужская рука схватила ее за запястье. Руку Лидии пронзила боль. Коул толкнул ее вперед; от отблесков умирающего в камине огня на точеных чертах его лица появились зловещие тени.

– Лидия! – Джейн выпрямилась, ее глаза, расширившиеся от ужаса, были полны ярости.

Вырвав у Коула руку, Лидия бросилась к дочери. Обняла ее и подняла со стула. Крепко прижимая к себе девочку, Лидия повернулась, чтобы взглядом пригвоздить Коула к месту.

– Чего вы хотите?

Коул, глядя на Джейн, ответил:

– Насколько это для тебя важно, Лидия? Сколько ты готова заплатить, чтобы скрыть от него истину?

– Нортвуд уже знает правду, – ответила она. – Я ему сказала.

На лице Коула появилась улыбка – такая же холодная и остроконечная, как молодой месяц.

– Ты думаешь, я поверю в то, что ты таким образом погубила свою жизнь?

– Верьте во что хотите, – резко проговорила Лидия. – Нортвуд знает, что Джейн моя дочь.

– Наша дочь, – поправил он ее. – Может, ты уговоришь ее сказать мне, где документ.

– Какой документ?

– Свидетельство о рождении, которое она спрятала, – промолвил в ответ Коул. – Если она скажет, где оно, все закончится очень быстро.

Нет. Это не кончится никогда. Лидия понимала это всем существом. Никогда!

Она чувствовала, как сбоку к ней прижимается Джейн, как пальчики девочки сжимают ее руку. Их глаза встретились. Странное чувство понимания возникло между ними – что-то говорившее о сожалениях и печали, которые, возможно, были чем-то оправданы, о том, что все их поступки были вызваны добрыми намерениями.

Лидия заставила себя перевести взгляд на Коула.

– Доктор Коул, зачем вы это делаете?

Тот посмотрел на нее своим чистым, совиным взглядом, который, казалось, мог проникнуть в самые потаенные уголки ее разума.

– Я потерял все, Лидия. Сначала – работу в университете. И не мог найти другую, чтобы как-то существовать. Потом Грета… Ты же знаешь, какой она была слабой, какой хрупкой. Она не выдержала нагрузки. Согнулась под ней, правда. Все мои сбережения пошли сначала на докторов, потом – на похороны.

Лидии хотелось заткнуть уши руками, только бы не слышать о смерти Греты.

– А почему вы потеряли звание профессора?

Еле заметная улыбка скривила его рот.

– Из-за своего рода этического насилия, – ответил он. – Можешь себе представить?