– Расскажи мне, – вымолвил он наконец.

Лидия глубоко вздохнула, понимая, что должна поведать ему всю правду, несмотря на то что это приведет к завершению их отношений. Лишь один человек знал все от начала до конца, и вот теперь этого человека не стало.

– Джозеф Коул был профессором математики в Лейпцигском университете. – Прошлое начало вставать перед внутренним взором Лидии – все ее надежды, все ошибки, которые она совершала. – Его отец был англичанином, мать – немкой. Доктор Коул провел детство в Лондоне, потом учился в университете Берлина и после этого стал преподавать в Лейпциге. Когда я сдала экзамены, он начал восхищаться моими способностями и согласился стать моим наставником. Доктор Коул и его жена предложили мне комнату и пансион.

Александр хранил ледяное, суровое молчание. Костяшки его пальцев, державших бокал, побелели.

– Его жена… – наконец эхом отозвался он.

Лидия кивнула, стыд, как горькая желчь, жег ей желудок.

– Да, он был женат. Его жена… – Лидия с трудом заставила себя произнести ее имя, наказывая себя воспоминанием о тихой кареглазой женщине, которая, кажется, почти всегда говорила только шепотом. – Грета… Так ее звали. Грета. Она была хорошей. Они познакомились, когда он только начал преподавать. Бабушка поехала в Германию со мной. Она хотела найти мне подходящую компаньонку, какую-нибудь пожилую даму, которая стала бы меня сопровождать, чтобы бабушка могла вернуться к маме. Вскоре она поняла, что на эту роль отлично подойдет Грета, так что через месяц бабушка уехала назад в Лондон. А Грета… ей было так просто стать компаньонкой. Она немного обучила меня немецкому языку и следила, чтобы я каждый день писала папе и бабушке. Детей у них не было, и, кажется, ей хотелось… обращаться со мной как с дочерью.

– И что же произошло? – нетерпеливо спросил Александр.

Сердце Лидии с силой забилось о грудную клетку. Где-то в глубине ее памяти промелькнул образ молодого доктора Коула, обаянием которого она втайне восхищалась, – доктор Джозеф Коул был элегантен, обладал блистательным умом и холодным, внимательным взором настоящего интеллектуала.

– Мне дали специальное разрешение на посещение занятий в университете, хотя официально зачислить туда не могли, – объяснила Лидия. – Друзей у меня было не много. Девочки там не учились. Мальчишки просто считали меня странной. Поэтому почти все время я проводила с Гретой и доктором Коулом. А потом мама Греты заболела и ей пришлось поехать в Бремен. Так мы с доктором Коулом остались вдвоем. Его пожилая тетушка приехала в дом, чтобы соблюсти приличия, но она была слаба и очень забывчива. Большую часть времени она проводила в своей комнате.

Лидия поерзала на месте, по-прежнему не глядя на Александра, но всем существом ощущая его напряженное, недвижимое присутствие. Одежда липла к телу, пот заливал шею. Она сделала еще один глоток бренди.

– В тот раз я… я принимала ванну. Ему об этом было известно: он видел, как горничная носила в мою комнату ведра с водой. И вот он вошел, когда я была…

Голос Лидии оборвался. Она зажмурилась, и скрытые за дымкой времени образы стали постепенно обретать все более четкие очертания. Первоначальное потрясение прошло, уступив место осторожному любопытству, когда доктор Коул уверенно приблизился к ванне. Его пальцы заскользили по ее зрелому, но нетронутому телу, пробуждая ее кожу, ее кровь, возбуждение…

– Но он не… это не было… – слегка задыхаясь, спросил Александр.

Лидия покачала головой.

– Мне было бы куда легче сказать, что он овладел мною силой, – промолвила она. – Но этого не было. Да, он двинулся вперед, но, возможно, он остановился бы, если бы я не ответила… Но я ответила. Позволила ему делать все, что он хотел, и мне… мне это нравилось.

Лицо Лидии пылало от унижения, но она заставила себя продолжить, потому что это признание было искуплением за то, что она получала удовольствие от недозволенных ласк собственного тела.

Давно сдерживаемые воспоминания всплывали наружу – вот доктор Коул превращается из интеллектуального профессора в горячего любовника и помогает ей сбросить с себя груз запретов, как змея сбрасывает старую кожу. Ощущение свободы от собственной наготы, восхитительные прикосновения плоти одного человека к плоти другого…

– До него я никогда… я жила, погруженная лишь в собственные раздумья, – проговорила Лидия. – А о плотских удовольствиях вовсе не думала. Ничего такого мне и в голову не приходило. Я была удивлена. Я… не хотела, чтобы это прекращалось.

– Но так случилось.

– В конце концов. Мы продолжали даже… даже после того, как вернулась Грета. Когда ее не было дома или посреди ночи. Иногда в его университетском кабинете. Может, она что-то и подозревала, но я об этом не узнала. Грета обращалась со мной как обычно, и хотя бы из-за одного этого мне следовало положить конец всей этой грязи.

– И сколько же времени все продолжалось?

– Четыре или пять месяцев. До тех пор пока я не поняла, что ношу под сердцем ребенка. Само собой, я была в ужасе, – вспоминала Лидия. – Я рассказала все мистеру Коулу, но это было так, словно я бросила горящее полено в ледяную воду. Он очень медленно растолковал мне, что я никогда и никому не смогу доказать, что это его ребенок, а если кому-то об этом станет известно, то моя жизнь будет погублена. Коул отвел меня к женщине, которая… могла помочь мне избавиться от ребенка. Но я отказалась. Я не могла сделать это. Он сказал, что если я не пойду на этот шаг, то в его доме мне больше делать нечего.

Опустив глаза на руки, Лидия поняла, что ее пальцы мнут складки юбки. Подбородок уже болел от напряжения – она что было сил старалась сдержать слезы.

– Я знала, что бабушка поехала с мамой в Лион, – опять заговорила Лидия. – Они остановились в санатории, где работали монахини. Больше мне пойти было некуда. Конечно же, я не могла вернуться в Лондон. Поэтому я написала бабушке, чтобы она меня ждала, потом села на поезд до Лиона… Я так и не попрощалась с… Гретой.

– А ты когда-нибудь еще видела ее? Или его?

– Нет, не видела, – покачала головой Лидия. – До сегодняшнего дня.

– Что произошло, когда ты приехала в Лион?

– Отец встретил меня на железнодорожной станции.

– Твой…

– Две недели назад он приехал навестить маму, – объяснила Лидия. – Я об этом не знала.

А потом ей показалось, что она уже не в комнате наедине с Александром. В воздухе появился запах угля, по рельсам заскрежетали колеса, послышался гул голосов пассажиров, носильщиков, торговцев, которые принесли на платформу свои товары.

Она увидела отца – тот поджидал ее, еще не зная о позоре дочери. Его очки съехали на кончик носа, и их проволочная оправа казалась такой хрупкой на фоне лица; полы пальто хлопали на ветру по его ногам как вороньи крылья. Его лицо постарело от тревоги за жену, тещу, дочь…

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось?