– с Рифке, – разверни во всю силу свое богатое воображение. И, конечно же, коснись событий в Советском Союзе и кризиса 1931 года в Израиле.

Все это непросто. Сейчас все идет хорошо, ты продвигаешься успешно, велика в тебе энергия творчества, используй это в полную силу. Завершаю письмо,

Твой Израиль

Дорогая моя жена Наоми.

Сегодня я окончил курс лекций по литературе, и у меня хорошее чувство, возникающее при завершении работы, чувство удовлетворения. Не ощущаю усталости, а ведь очень интенсивно работал и был напряжен все время.

Я далек от депрессивных настроений, которые изматывали меня год назад. Ты внесла в мою душу эликсир жизни, прибавила новые силы, дала мне смелость преодолеть преграды. Как бы я хотел и тебе отплатить тем же. Я заново понял, что жизнь это постоянная борьба человека с самим собой и своим предназначением. Это закон, который необходимо изучать всю жизнь. И хотя иногда это заканчивается провалом, но от тебя я научился верить в жизнь, ибо видел твой подъем в столь короткий срок, видел, какой клад таится в человеке, клад, о котором он сам не подозревает. И как легко скрыть этот клад благодаря угнетающему индивида обществу, покрывающему его камнями и прахом. Не всегда во мне есть силы с этим бороться, требуется упорство и усилие, чтобы не упасть. И я уверен, что ты выйдешь победителем из всех трудностей, и жизнь твоя будет навеки связана с моей жизнью. Все, что я делаю, связано с тобой.

Вчера состоялся выпуск курса по литературе. Все говорили, сколько он принес каждому слушателю, а я думал о том, сколько он принес и мне. И за всем этим стояла ты. Сколько в тебе силы изменять не только образы в романе, но и реальность. И я по-прежнему, как в начале нашего знакомства, думаю, что ты еще не использовала все свои душевные возможности, которые позволят тебе вырасти во всестороннюю личность. Я присутствую при этом каждый день, и все больше и больше убеждаюсь в этом. И, поверь, я вовсе не ослеплен, а абсолютно объективен. Я хочу, чтоб и ты поверила в это, и продолжала подниматься все выше и выше.

Твой

Израиль

Глава восьмая

Израиль – верный друг Наоми. Но порой он требует от начинающей писательницы слишком многого. Как ей научиться воссоздавать на бумаге жизнь во всем ее многообразии, раскрывать богатства души, воплощать воспоминания и чувства в литературные образы… И при этом сохранять красоту стиля, добиться совершенного литературного мастерства.

Они читают стихи и прозу, анализируют произведения художественной литературы и книги мыслителей эпохи Просвещения. Наоми усваивает с удивительной быстротой, но ему этого мало. Он изо всех сил стремиться развить ее интеллект.

Даже обычную прогулку по окрестностям улицы Алленби в Тель-Авиве Израиль использует для обучения. Они останавливаются перед витриной антикварного магазина или картинной галереи. Наоми должна сказать, что она хотела бы приобрести и объяснить почему. Так, по его мнению, воспитывается тонкий вкус, необходимый художнику слова.

В магазине одежды она рассматривает платье, юбку, кофту, ремень. Особенно ей нравится оригинальная йеменская одежда. Израиль доволен ее выбором.

“Но объясни, почему она нравится тебе больше, чем, к примеру, европейская или марокканская одежда? Тут, у нас с тобой вкусы совпадают. Я, даже не прикасаясь, ощущаю на ощупь ткань этих платьев. Человек должен уметь подбирать одежду, подходящую его характеру”.

Он оценивает каждое платье, юбку, кофту точно так же, как прозу или стихи. Отсутствие эстетики вызывает у него боль. Он не принимает неряшливую “культуру сабры”, установившуюся в еврейской стране. И его любимая должна ходить в “коммунарской” одежде полученной на складе в кибуце. Как случилось, что социалистический кибуц абсолютно лишен эстетического чувства.

“Наоми, нельзя, чтобы одежда загоняла в тень человека. Скромная одежда вовсе не обедняет его образ”.

Образцом стиля он считает поэтессу Лею Гольдберг. Ее темные наряды, украшенные драгоценностями, несут миру покой и умиротворенность.

Особенно нелегко ей в магазинах, продающих предметы еврейского религиозного культа. В родном берлинском доме господствовала простота, лишенная сверкающих завитушек. Ее привлекают высокие гладкие подсвечники из серебра. Это радует Израиля: она умеет отличать настоящие произведения искусства от дешевых подделок.

Они направляются к подвалу Элияху Раппопорта. Элияху – невысокий, худой, лысый человечек. Голова его вжата в плечи, спина согнута. У него два докторских диплома – по математике и философии. А сейчас он сапожник, и кроме того чинит музыкальные инструменты. Подвал в южном Тель-Авиве служит ему жилищем. Он – друг Израиля, в прошлом член кибуца Бейт Альфа. Элияху ощутил на собственной шкуре раскол Движения кибуцев. Эта рана по сей день кровоточит в его душе.

Политический конфликт стал причиной разлада во многих семьях. Сын Элияху Гаврош остался в кибуце Бейт Альфа. Сам Элияху сбежал из этого политического болота в город. А его жена перешла в кибуц Рамат Йоханан, связанный с Рабочей партией Израиля МАПАЙ, в то время как кибуц Бейт Альфа был идейно связан с крайне левой Объединенной рабочей партией МАПАМ.

Политика самым жестоким образом разделила кибуцы и семьи. Три Движения кибуцев возникли в результате раскола – “Объединенный кибуц”,”Объединение групп кибуцев и отдельных кибуцев”, “Объединенный кибуц страны”. И даже после этого не утихли раздоры. Политические течения тянут кибуцное движение в разные стороны, приводя к тяжким столкновениям.

Израиль и Элияху с тоской вспоминают то время, когда кибуц Бейт Альфа был вне политики. Они опять и опять восстанавливают события, приведшие к расколу 1951 года, вслед за расколом партии МАПАЙ в 1944 году.

Глава МАПАЙ, нынешний премьер министр Давид Бен Гурион чувствует угрозу в том, что большинство членов “Объединенного кибуца” основало новое движение – “Трудовое единство”. По сей день во всех кибуцах считают, что молодой Шимон Перес и верные ему люди пошли в кибуцы по приказу Бен Гуриона. Они выступают с длинными речами о необходимости порвать связь между политикой и кибуцами. Говорят, что эти речи привели к взрыву, но дружба Израиля и Элияу сохранилась.

Друзья вспоминают предвоенную Европу. Наоми чувствует себя лишней, слушая, как они, смеясь и печалясь, вспоминают детство в Польше. Горечь потерь, накрепко соединяет их на всю оставшуюся жизнь.

“Извини, Наоми, что мы забыли про тебя” – виновато сказал Израиль, когда они выходили из подвала Элияху.

“Зато я многое узнала о Польше”.

Они шли по центральной автобусной станции Тель-Авива. По его отношению к нищим можно было понять, как он голодал в детстве и юности. У нее с