Журналисты были повсюду. Телевизионщики сновали от дома Пачо к дому его отца; и там и там с воскресного вечера было полно родственников, друзей, зевак и репортеров со всего мира. Мариаве и Эрнандо Сантос бессчетное число раз перемещались из одного дома в другой, уносимые непредсказуемым потоком новостей, и в конце концов Пачо запутался, чей дом показывают на экране. Хуже всего было то, что в каждом доме отцу и жене задавали одни и те же вопросы. Это было невыносимо. Вокруг царил такой бедлам, что Эрнандо Сантос даже не смог прорваться сквозь толпу, и ему пришлось пробираться в собственный дом задами, через гараж.

Охранники, отдыхавшие после дежурства, тоже пришли поздравить Пачо. Они так радовались, что он даже на миг позабыл, кто перед ним, и происходящее стало напоминать дружеские посиделки сверстников. Но затем он вспомнил свое намерение помочь бандитам вернуться к нормальной жизни и подумал, что его освобождение не даст довести благое дело до конца. Эти парни приехали когда-то из глубинки в Медельин, вели пропащую жизнь в кварталах бедноты, убивали и умирали, не испытывая ни малейшего раскаяния. В основном они происходили из разбитых семей, где отец играет отрицательную роль и все держится на матери. Привыкнув на службе у наркомафии к высоким заработкам, они совершенно не знали цены деньгам.

Когда Пачо с трудом заснул, то увидел кошмарный сон: как будто он свободен и счастлив, а потом вдруг открывает глаза – и над ним все тот же тюремный потолок… Остаток ночи его мучил сумасшедший петух. Он совсем обезумел и кукарекал почти над ухом, так что Пачо не мог понять, это явь или галлюцинация.

В понедельник в шесть часов утра по радио вновь подтвердили, что заложников освободят. Но когда – опять-таки не сказали. После бесчисленных повторений одной и той же новости наконец прозвучало, что в двенадцать дня падре Гарсия Эррерос проведет пресс-конференцию по итогам встречи с президентом Гавирией.

«О Боже! – мысленно воскликнул Пачо. – Хоть бы этот человек, который столько для нас сделал, не подкачал в последний момент!»

В час дня Пачо объявили, что его отпустят, но о точном времени он узнал лишь в пять, когда какой-то начальник в маске бесстрастно сообщил ему, что в соответствии с публичным заявлением Эскобара Маруха выйдет на свободу к семичасовому выпуску новостей, а он – к тому, который показывают в половине десятого.

Маруха провела утро более интересно. В девять к ней вошел какой-то командир, не из самых главных. Он уточнил, что ее освободят к вечеру, и поведал некоторые подробности переговоров падре Гарсии Эррероса. Возможно, ему хотелось загладить свою вину, ведь когда он приезжал в последний раз, Маруха спросила, действительно ли ее судьба сейчас зависит от падре. И шеф довольно-таки издевательски ответил:

– Не волнуйтесь! Ваша судьба в куда более надежных руках.

Маруха тогда решила, что он неправильно понял ее вопрос, и поторопилась заверить, что всегда относилась к падре с большим уважением. Правда, сначала она не обращала внимания на его проповеди, часто туманные и невразумительные, но как только он обратился к Эскобару, она поняла, что от этого зависит ее жизнь, и с той поры каждый вечер внимательно смотрела «Минуту с Богом». Маруха пристально следила за ходом переговоров, знала о поездках падре в Медельин, о том, как продвигаются дела с Эскобаром, и не сомневалась, что падре на правильном пути. Однако сарказм босса внушил ей опасения, что падре не пользуется у Невыдаванцев таким огромным доверием, как можно было предположить по его рассказам прессе. Поэтому теперь, получив подтверждение, что ее скоро освободят благодаря стараниям падре, Маруха очень обрадовалась.

Немного побеседовав с начальником о том, как повлияет освобождение заложников на обстановку в стране, Маруха спросила про кольцо, которое у нее отняли в другом доме в ночь похищения.

– Не беспокойтесь, – заверил начальник. – Все ваши вещи в целости и сохранности.

– Как же не беспокоиться? – возразила Маруха. – Ведь кольцо забрали в другом доме, и того, кто забрал, я больше не видела. Это, случайно, были не вы?

– Нет, – покачал головой шеф. – Но вы все равно не беспокойтесь. Ваши вещи здесь. Я их видел.

Жена Дворецкого вызвалась купить для Марухи все, что ей нужно. Маруха заказала тушь для ресниц, карандаши для губ и бровей и колготки взамен тех, что порвались во время похищения. Позже пришел хозяин, встревоженный отсутствием новостей. Он боялся, что в последний момент, как часто бывало, у Эскобара изменятся планы. Маруха, напротив, была спокойна. Она приняла душ и надела то, в чем была, когда ее похитили. Только бежевый пиджак намеревалась надеть перед самым выходом.

По радио целый день подогревали интерес, рассуждая об освобождении заложников, интервьюируя их родственников, распространяя неподтвержденные слухи, которые в следующий момент опровергались еще более громкими известиями. При этом ничего нельзя было сказать наверняка. Слыша голоса детей и друзей, Маруха радовалась, но понимала, что радость преждевременна, ведь неизвестно, что ждет ее впереди. По телевизору опять показали отремонтированную квартиру и мужа, который с удовольствием общался с полчищами журналистов, истомившихся от ожидания. Маруха смогла внимательнее рассмотреть детали интерьера, которые так шокировали ее поначалу, и настроение у нее улучшилось. Охранники, в бешеном темпе наводившие в доме чистоту, прерывали уборку, чтобы послушать последние новости, и старались подбодрить Маруху. Но чем ближе становился вечер, тем хуже у них это получалось.

В сорок четвертый понедельник своего президентства Гавирия проснулся без будильника в пять утра. Обычно он вставал в темноте, чтобы не тревожить Ану Милену, которая порой засыпала позже его. Побрившись и переодевшись на работу, он садился на складном стульчике в прохладном полумраке коридора, где можно было послушать новости, никому не помешав. У него был маленький транзистор, который он подносил прямо к уху, включив на очень маленькую громкость. В газетах Гавирия бегло просматривал абсолютно все, от передовиц до рекламных объявлений, и прямо руками, без ножниц, отрывал интересные публикации, чтобы потом обсудить их со своими секретарями, советниками или министрами. Однажды ему попалась заметка о том, что правительство должно было сделать, но не сделало, и Гавирия послал ее соответствующему министру, черкнув на полях: «Когда, черт побери, министерство решит этот вопрос?»

Решение последовало незамедлительно.

В понедельник обсуждалась только одна новость: грядущее освобождение заложников. Все напряженно ждали встречи президента с падре, который собирался рассказать о переговорах с Эскобаром. Президент перекроил свое расписание, чтобы можно было принять священника в любой момент: какие-то не очень срочные встречи отменил, какие-то переназначил на другое время. Первым по расписанию на понедельник значилось совещание с советниками. Президент открыл его своей коронной школьной фразой:

– Сначала решаем эту задачу.

Несколько советников побывали в Каракасе, где в пятницу встречались с упрямым генералом Масой Маркесом. Во время беседы советник по делам печати Маурисио Варгас выразил беспокойство из-за того, что ни члены правительства, ни другие официальные лица не знают, как далеко готов на самом деле зайти Пабло Эскобар. Маса был уверен, что он не сдастся, поскольку доверяет только Конституционной Ассамблее. Варгас возразил: