– Перенесите его туда!

Сидевшие поблизости викинги вскочили, бережно подняли носилки и понесли вслед за женой ярла. Ильмера ушла первой, не оглянувшись больше на Эйрика и не поблагодарив его за подарок.

– Ну-ка спой нам новую песню! – громко приказал Эйрик скальду еще прежде, чем за хозяйкой закрылась дверь. – Хватит тебе, Эйольв, повторять песни Торда. Покажи и свое искусство. Покажи нам, как люди будут рассказывать об этом походе!

И Эйольв Певец Подвигов, с юности воспевавший дела Эйрика, запел песню о походе на Русь, сложенную им самим:

Прошел мечом землю

Вальдамара, смерти

Врагов обрекая

В побоищах, воин.

Твердо знаю, в Гардах

Повергатель ратей

Альдейгье погибель

Уготовал, стойкий.

Всю ночь женщины просидели возле посадника, которому устроили ложе в одном из задних помещений, подальше от викингов. Несмотря на перевязки и все усилия сиделок, он оставался без памяти. Утром хозяйка послала за ведуном в Велешу, надеясь, что служитель Белеса, бога здоровья, сумеет раздуть искру жизнеогня, еле тлевшую в теле Дубыни.

Тем временем Эйрик ярл снова собрался со своими людьми идти в город. С ними отправился и Оддлейв ярл, чтобы по уговору отобрать пленников, которых захочет выкупить. Ильмера дала его людям комок окровавленных тряпок, которыми была перевязана рана посадника, и велела выкупить тех гридей, от чьих рубах эти полосы были оторваны. Раз приходилось выбирать немногих из целой толпы, то нужно было, как-то оправдать выбор.

Гриди и несколько знатных семей были последними из ладожан, кто избежал продажи в рабство. Уже на другой день еще три корабля с полоном собирались уйти вниз по Волхову, к Варяжскому морю.

Но вечерний пир в Княщине был таким же шумным. Эйрик ярл больше не звал хозяйку в большую палату, только прислал людей спросить, когда похороны посадника. Хозяйка передала, что Дубыня пришел в себя, и жалела в душе, что не может сказать Эйрику об этом сама, чтобы увидеть его лицо при этом известии. Эйрик и правда был уязвлен и больше о посаднике не спрашивал. После ухода нескольких кораблей в Княщине стало потише, хотя сам Эйрик ярл и немало его людей еще оставались здесь. Жена ярла не выходила из своей опочивальни ни днем ни ночью, словно сама себя обрекла на заточение, а на лице ее застыло молчаливое отчаяние. Даже с мужем она не разговаривала, убедившись в его бессилии перед Эйриком ярлом. На душе у нее была печаль тяжелее камня.

Проснувшись утром, Тормод заворочался и вдруг заметил, что возле него кто-то сидит. Присмотревшись, он в утренней полутьме без труда узнал Снэульва, неожиданного гостя в девичьей. С тех пор как Загляда прогнала его, он ни разу здесь не был. Теперь он сидел прямо на полу среди спящих гридей Оддлейва ярла – при нынешней тесноте даже девичья превратилась в спальный покой. Лицо Снэульва было обращено к двери хозяйской спальни.

– Эй, Снежный Фенрир! – вполголоса окликнул его Тормод. Снэульв обернулся. Лицо его было угрюмо, под глазами темнели тени. – Ты несешь дозор? – продолжал Тормод. – Помоги-ка мне сесть.

Снэульв молча приподнял корабельщика и помог ему сесть возле стены.

– Чего ты здесь сидишь? – спросил Тормод, хотя сам имел сильные подозрения на этот счет.

– Скажи мне – ты тоже думаешь, что это я один виноват во всем Эйриковом походе? – вместо ответа спросил Снэульв.

– Я не настолько, глуп, – с обидой отозвался Тормод. – Иные тут шепотом обвиняют Ингольва, но я бы сказал, что он просто вовремя успел поменять предводителя, сменить Висислейва на Эйрика. Кто виноват в том, что Эйрик ходит в походы и ведет жизнь морского конунга? Конунг Олав сын Трюггви, прогнавший его с родины, да мало ли еще кто? Можно обвинить даже того негодного раба, который зарезал Хакона ярла. А обвинять во всем тебя – много чести.

– Так что же ты не объяснишь это твоей дочери? – со скрытым раздражением ответил Снэульв. Как ни старался он выбросить Загляду из головы, ее прежняя любовь и нынешняя враждебность не давали ему покоя. Теперь он узнал, что успел полюбить ее сильнее, чем даже сам думал, и разлука с ней измучала его. – Почему она теперь смотрит на меня, как на врага? Как будто я – сам Эйрик ярл! Что я мог сделать? Ты, Белый Медведь, славишься мудростью – что бы ты сделал на моем месте? Остался бы на Готланде, зная, что Эйрик идет разорять ее город?

– Нет, я пошел бы с Эйриком и постарался бы ей помочь, – уверенно ответил Тормод.

Он видел, что Снэульв огорчен не шутя, и сочувствовал ему. И он знал, как тяжело молодому и честолюбивому парню оправдываться перед девушкой, особенно когда ни в чем не виноват.

– И я хотел ей помочь! Едва мы высадились, я первым делом бросился к вам на двор! Ведь это я уговорил Ингольва просить себе вашу улицу! А глупая старуха сказала мне, что хозяин забрал дочь с собой в лес! Я еще радовался, дурак, что она в безопасности! А потом увидел у Хельги ее ожерелье! А!

Снэульв махнул рукой, как будто было не о чем говорить, но на лице его была такая смесь горечи и ожесточения, что Тормоду стало его жаль. Он по себе знал, что тяжелее всего – это когда злишься. Поэтому он сам никогда ни на кого не злился.

– Что же ты не скажешь ей? – чуть погодя снова заговорил Снэульв. – Или ты уже надумал выдать ее за Лейва? Да, он давно в дружине, у него пояс в серебре, и родом он гораздо выше меня! Выше даже моего дядьки Хельги, а он с детства презирал мою мать, за то что она вышла за отца.

– Нет, я ни за кого не собираюсь ее выдавать! – решительно ответил Тормод. – Ты лучше всех знаешь, какой я ей отец. И все, чего я хочу, – это отдать ее настоящему отцу живой и невредимой. А уж потом пусть она сама думает, за кого ей выйти.

За дверью хозяйской спальни послышалось движение, донесся слабый отзвук женского голоса. Снэульв стремительно вскочил и мгновенно исчез за дверью гридницы. Тормод удивленно проводил его глазами.

Зачем же он сидел здесь, если даже не собирался говорить с ней?

А Маленький Тролль, лежавший в дальнем углу, уже не спал и отлично все слышал. И он, несмотря на юный возраст, понял больше старого корабельщика.

Еще в сенях Загляда слышала долетавшие со двора громкие раскаты смеха. Открыв дверь, она остановилась в недоумении. Перед колодцем стояло и сидело прямо на земле несколько десятков викингов, а в середине круга были двое – Ило и Орм, тот самый толстый викинг, что когда-то притащил его на двор ярла связанным. Оба они чего-то говорили по очереди, а слушатели встречали их слова громким хохотом.

– Что там такое? – недоуменно спросила Загляда.

Сидевший поближе обернулся:

– Они состязаются во вранье. В чем другом им пока состязаться трудно, а в этом финский тролль заткнет за пояс любого!

– Вот выдумали! – фыркнула Загляда. Ее удивляла быстрота, с какой Ило забывал о прошлых неприятностях и готов был искать новых приключений.