пор, как в последний раз думала о нем? Когда он замечает меня, встает. Это то, что делал мой отец, и он поступает также, потому что этому научил его отец. Он явно не из города.

​— Кажется, без него ты никуда, — говорю я, вешая сумочку на спинку стула. Он ждет, пока сяду я, затем садится сам.

​— Говорит девушка, выпивающая виски в три часа дня в будний день, и подцепляет мужчин-социопатов.

Что ещё можно на это ответить?

Я облизываю губы и заказываю хороший бокал вина в форме женского тела, чтобы рассмешить его ещё больше.​ Муслим с интересом наблюдает за всем, что я делаю. Когда я смеюсь и флиртую с официантом, он наблюдает с легкой улыбкой, переводя взгляд с нее на меня. Когда роняю масляный шарик себе на колени, а через пять минут чуть не опрокидываю свой бокал с вином, он смеется и качает головой. Если бы он не признался о себе настоящем раньше, то решила, что он влюблен в меня. Все это часть его уловки. Я уважаю это — так же, как гремучую змею. От этого начинаю нервничать, покусывая внутреннюю сторону щеки. Я жду, когда он нанесет удар, отравит меня. Но на удивление парень ведет себя вполне обычно, естественно, даже притягательно. О Боже, он хорош в этом.

— ​Я должен тебе кое в чем признаться, — говорит он, когда приносят еду. — Я согласился прийти сегодня, потому что хотел поужинать с тобой. Нет ничего такого, что я мог бы сказать нового о тебе или научить, чего бы ты уже не знала.

Я смеюсь. Я пью свой третий бокал вина, и все кажется смешным.

— Я — ходячая катастрофа, — говорю я.

​— Прекрасная катастрофа.

— Что это значит? — Я смотрю на него поверх своей тарелки, желая его и не желая одновременно. Он заставляет меня чувствовать себя по-другому. Опасной и сексуальной.

​— Ты неопытная, одинокая, и красивая. Ты ни от кого ничего не ждешь, если только не любовь, где на первом месте всегда — ты.

​— Выбирает меня, а не кого? Его ребенка? Невесту? — Я пренебрежительно качаю головой. — Он не может этого сделать. Мне нужно уговорить его.

Муслим тянется через стол и касается моей руки, когда я тянусь за своим бокалом вина. Это место сразу же начинает покалывать.

​— Тебе не нужно никого уговаривать. В любви выбора нет.

Он откидывается на спинку стула, а я остаюсь неподвижной, держа ножку бокала кончиками пальцев.

— Это не обязательно должны быть люди, которых он выбирает. Но и, в первую очередь, он сам.

​— Так что, может, научишь, как дальше жить и относится ко всему проще? — Говорю я наконец. — Иначе это не поможет.

​— Ты когда-нибудь пыталась уйти от того, кого любишь? — Спрашивает он меня.

​— Кит Айсли — единственный, кого я по-настоящему любила, — признаюсь ему. — Но я еще не ушла.

​— От этого невозможно уйти. — Он макает хлеб в масло, который нам принесли. Когда он касается им своего рта, на его губах остается блестящий след. Что-то, что можно убрать поцелуем. Боже! Что со мной не так? Как будто у меня течка.

— Пытаться уйти от того, кого любишь, все равно что утопиться. Ты пытаешься, но жить без воздуха невозможно. Твое тело нуждается в этом; разум говорит, что это жизненно необходимо. В конце концов ты выплываешь, задыхаясь не в силах отказать себе в элементарной потребности. В воздухе. В любви. В неистовом желании.

Я так поглощена, что едва замечаю, как мое сердце наполняется светом. Муслим дает мне ответы.

​— Со сколькими женщинами ты переспал? — Спрашиваю его.

Нехорошо задавать незнакомым людям такие вопросы. Моя мать учила этому. Не спрашивай о возрасте, весе или о том, со сколькими людьми они переспали. Она никогда не говорила мне об этом, но уверена, этот вопрос на первым песте в списке запрещенных.

​— Трудно ответить, — говорит он. — Со сколькими ты переспала?

Я вспоминаю Роджера в старшей школе. Милый прыщавый Роджер. Он нравился мне в течение пяти минут, прежде чем мы закончили школу. Эй, он лишил меня девственности.

— С двумя, — говорю ему. — И ты не должен задавать людям такие личные вопросы, знаешь?

​— Ага.

Он качает свой стакан кончиками пальцев. Словно ему просто нужно чем-то занять руки. Я замечаю, что его резцы длиннее остальных зубов. Когда он думает, касается кончиком языка своих пальцев.

​— Ты напоминаешь мне вампира, — говорю я. — По-разному.

Муслим впервые смеется. Тихо. Это касается его глаз быстрее, чем моих ушей.

​— Ты мне нравишься, — признается он.

​— Это заметно.

​— Я тебе нравлюсь?

​— Не знаю.

Может, я ошибаюсь, но, похоже, он рад моему ответу.

​— Может быть, — говорю я. — Но я не уверена, настоящий ли ты со мной.

​— Моя Элена Конвей. Говори, как думаешь.

​— Если бы это было возможно, — парирую я. Муслим смеется и отводит взгляд. Когда он поворачивается ко мне, облизывает губы.

​— Хочешь сбежать отсюда, Элена?

Я мгновение колеблюсь, затем киваю.

Глава 46

#СТЕРВАВБЕЖЕВОМ

— Как ты это сделаешь? — спрашивает Грир. Возле нее блокнот и стопка фиолетовых перманентных маркеров. Она ждет, держа фиолетовый марке в руке в воздухе. Я смотрю на нее, пока мою посуду. В ту минуту, когда я рассказала ей о том, чтобы рассказать Киту о своих чувствах, она была на корабле.

​— Я думала, быть честной — хороший вариант.

Грир записывает «ЧЕСТНОСТЬ» в свой блокнот, а затем выжидающе смотрит на меня.

​— У меня нет никакого плана.

Она вырывает страницу и протягивает ее мне.

— Держись этого, — говорит она, гладя меня по голове. После она удаляется в свою спальню. Я до сих пор не видела ее чертову спальню. Внезапно становится из-за этого грустно. В любом случае, что она там прячет? Я подхожу к ее двери и стучу. Наверное, сильнее, чем следовало. Когда она отвечает, на ней полотенце, словно Грир только собиралась принять душ.

​— Прости, — говорю я смущенно. — Я… просто… Я…

Грир отходит в сторону, и я неохотно заглядываю в ее спальню.

​— Ого, — говорю я.

​— Ага…

Я моргаю,