– Знаешь, чем плохо быть выжившим, мам?

Дорис паковала багаж.

– Не вижу в этом ничего плохого, милая. – Она затолкала купальник в боковой карман чемодана. – Учитывая альтернативы, что ты предлагаешь? Не выживать? – Она выразительно щелкнула резинкой на кармашке.

– Нет. Но знаешь, что не так? – Сьюзан торжествующе посмотрела на мать. – Ты все время попадаешь в сложные ситуации, чтобы похвастаться своим талантом. – Подняв руки, она с деланным недовольством смотрела, как Дорис размышляет об этом.

– Ты все усложняешь, милая. – Дорис целеустремленно направилась к шкафу дочери. – Лучше подумай, что будешь надевать по вечерам, если станет холодно.

Сьюзан с нетерпением ждала возможности провести время с Хани. Она будет вечно благодарна Лиланду за то, что он преодолел свои страхи и позволил Хани поехать с ней так скоро и так надолго. Она внимательно, со сдержанным отвращением посмотрела на себя в зеркало. Все еще толстая, но уже хотя бы не похожа на корову. У нее была и другая, тайная причина желать этой поездки, она надеялась, что за это время соберется с силами, похудеет и приведет себя в порядок к концу лета. Тогда никто не станет спрашивать, все ли у нее хорошо. Все сразу поймут, что у нее все прекрасно, потому что она выглядит лучше, чем когда-либо. С такой точки зрения потерять рассудок не так уж плохо. Возможно, она потеряла лишь те его части, которые ей не нужны. Например, ту, которой нравилось объедаться, курить, принимать наркотики и…

– Ты слушаешь меня, дорогая? – позвала мать из соседней комнаты. – Сьюзан!

– Я слушаю! Только повтори, что ты сейчас сказала.

Вздохнув, Дорис повторила:

– Я сказала, что ты не можешь взять с собой этих людей. И неважно, сколько там гостевых комнат. Я все еще немного сержусь на Крейга, хотя он очень милый и такой красивый – не знаю, почему ты не встречаешься с ним, – но я уверена, с актером что-то не так.

– Мам…

– Я думаю, это будет чудесно – только ты, Хани и пляж. Именно то, что тебе нужно.

Сидя на веранде с видом на пляж и подставив лицо солнцу, Сьюзан слушала, как Хани играет на пианино и поет: «Живые, живые, ох-хо, живые, живые, ох-хо, ракушки и моллюски живые, живые, ох». Сьюзан улыбнулась.

Вот они приехали, и чем же теперь заняться? Сьюзан не понимала, как это – «расслабляться». Возможно, будь она из тех, кто протоптал дорожку к шезлонгу, ей бы не пришлось бодрствовать шесть суток. Но, пережив бессонные галлюцинации, она обнаружила: отдых на побережье пугает ее. А страхи ей сейчас были ни к чему. Непривычная обстановка, никаких срочных дел, никуда не надо спешить, а жизнь в спешке – это все, что она знала.

Хани подкралась к ней и уцепилась за спинку кресла.

– Мам, – заныла она, – мне скучно! С кем мне поиграть?

– Но мы здесь никого не знаем, кусачка.

Хани недовольно нахмурилась.

– Тогда давай за кем-нибудь пошлем. Может, за Кейти? Пожалуйста.

Сьюзан закрыла глаза.

– Закажем по почте?

Хани прижалась к спинке кресла.

– Я серьезно! – Она почти кричала от огорчения.

Тьфу, подумала Сьюзан. Этот дерьмовый отдых – настоящий кошмар.

Правду говорят, дети никогда не унывают Вскоре после того, как они приехали в пляжный дом, Хани перестала бдительно следить за матерью. Ничего удивительного, Сьюзан теперь стояла на страже за двоих. Следила за обоими своими полюсами, чтобы удостовериться, что они там, где должны быть. Она уже могла решать простейшие задачи, и этого было вполне достаточно.

Она знала, что все еще в долгу перед Хани – сколько она задолжала, выяснится со временем. Но одно знала наверняка. Она должна дать Хани «живую компенсацию». Она покажет, что достойна доверия – станет выполнять обещания и делать все то, что обычные, нормальные, настоящие, хорошие родители делают для своих детей.

Например, готовить еду. С головой погрузившись в рецепты, в один прекрасный день она вдруг подумала, что идет вдоль рядов супермаркета, как невеста. Ее букетом был пакет, до краев наполненный дарами для ее нового алтаря – плиты. Рецепты были замечательны тем, что они нашептывали советы без интонаций или осуждения. Кулинарный «И Цзин». На досуге ты можешь отмерять и смешивать – медленный, торжественный марш к обеду. Ты можешь печь, тушить и даже жарить во фритюре. Или не жарить. Мистеру Рецепту все равно.

– Возьми немного муки, если хочешь, но можешь и не брать. Это я так, – ворковала поваренная книга, и Сьюзан, напевая себе под нос, соглашалась. Затем она делала следующий шаг, потом еще, один за другим. И вдруг – на тебе – еда! Сьюзан восхищало, как яичные белки превращаются в суфле. И кто знал, что в ризотто столько жидкости. Жидкость проходила под именем бульона.

– Может, ты и неспособен научить старую собаку новым фокусам, – сказала она своему кухонному комбайну, скармливая ему луковицу. – Я об этом ничего не знаю. Но ты вполне можешь научить кое-чему взрослых людей. – Она довольно кивнула, глядя, как комбайн оживает и перемалывает луковицу. Затем выключила его и выложила содержимое в алюминиевую мерную чашку. Серебряный потир, получивший причастие. В дверях появилась Хани.

– Мам, ты опять разговариваешь с супом? – сурово спросила она, уперев руки в бока.

Сьюзан посмотрела на дочь с некоторым вызовом.

– Нет, представьте себе, мисс Зануда, я разговаривала с комбайном.

Хани вздохнула и ушла.

Сьюзан повернулась к комбайну.

– Теперь ты понимаешь, с чем мне приходится мириться? – Она покачала головой, подошла к плите и высыпала измельченный лук на большую сковородку. – Как ты сегодня, моя любовь? – спросила она у гладкой поверхности, блестящей от сливочного и оливкового масла. – Готова вздрючить маленького ризотто? – Она убавила огонь, схватила деревянную ложку и занесла ее над потрескивающим содержимым сковородки. – Вперед, – скомандовала она. – Готовь мою еду!

Следом за готовкой пришел черед утомительных физических упражнений. То, чего она усердно избегала большую часть жизни.

– Я знаю, это тяжело, милая, – сочувственно сказала Дорис. – Но необходимо. С возрастом женщина немножко… расплывается.

Сьюзан восставала против тренажеров, она не собиралась позволить им забрать у нее все лучшее. Чем бы это лучшее ни было.

– Ладно, ты, ублюдок, – скажет она беговой дорожке, когда Хани с ее налогом на бранные слова не будет поблизости. – Или ты, или я. И ты знаешь, кто проиграет: подонок!

Сьюзан была полна решимости. Если уж она выдержала шесть дней без сна, что значат какие-то упражнения? Если она пережила эту неприятность, что значит этот крошечный кусочек тумана для ее деятельного солнца, рассеять его – и все дела.

Она должна справиться, потому что через месяц ей придется снова брать интервью у знаменитостей. Начальству понравилась идея душевнобольного ведущего ток-шоу. Сьюзан подумала, что это уже слишком, но сделала то, что делала всегда, – притворилась, будто ей все равно, и обратила все в шутку. Хотя в глубине души ее беспокоило, что говорят о ней люди. Да какая, на хрен, разница? Пусть шоу продолжается. Ток-шоу.