– Что? Минутку! Вы сами потратили это время, я почти ни слова не сказал.

– У меня нет времени на справедливость. Извини. Однако, – продолжал он, – в твоем случае аргументы против последнего варианта можно не принимать во внимание. За то короткое время, что ты проспал в квартире доктора Джефферсона, мы сумели установить, что на самом деле в пределах досягаемости у нас есть персона, которая подходит для наших целей. И ты расскажешь нам все, чтобы этой персоне не делали больно.

– Ну и…

– Это пони по кличке Лодырь.

Дон был застигнут врасплох и ошеломлен.

Офицер продолжал:

– Если ты настаиваешь, мы отложим разговор часа на три, и я распоряжусь доставить сюда твою лошадку. Это может оказаться любопытным, – по-моему, подобная методика к лошадям раньше не применялась. Насколько я понимаю, у них очень чувствительные уши. Кроме того, я чувствую, что обязан предупредить: если мы возьмем на себя труд доставить Лодыря сюда, назад мы его не повезем, а просто отправим на скотобойню мясникам. Ведь лошади в Нью-Чикаго – это какой-то анахронизм, тебе не кажется?

У Дона слишком кружилась голова, чтобы он мог дать хоть какой-то связный ответ или даже осознать все эти ужасные намеки. Наконец он выпалил:

– Вы не посмеете! Вы этого не сделаете!

– Время вышло, Дон.

Дон был сломлен. Он глубоко вздохнул и тупо пробормотал:

– Валяйте, спрашивайте.

Лейтенант взял со стола катушку с пленкой и вставил ее в проектор, экран которого был обращен к нему.

– Назови свое имя, пожалуйста.

– Дональд Джеймс Харви.

– Твое венерианское имя?

Дон просвистел:

– Туман-над-Водами.

– Где ты родился?

– Корабль «Внешняя граница», на трассе между Луной и Ганимедом.

Вопросы продолжались и продолжались. Похоже, все ответы уже были заранее перед глазами следователя на экране; раз или два он просил Дона кое-что дополнить или уточнить какую-нибудь деталь. Пройдясь по всей прошлой жизни Дона, офицер потребовал во всех подробностях рассказать о событиях, происшедших с момента получения радиограммы от родителей, в которой ему было сказано взять билет на «Валькирию» и лететь на Марс.

Единственное, о чем умолчал Дон, – это слова доктора Джефферсона о посылке. Он с тревогой ждал, что его вот-вот спросят об этом, но даже если офицер и знал о посылке, виду он не подал.

– Кажется, доктор Джефферсон полагал, что этот так называемый агент службы безопасности следил за тобой? Или, может, за ним самим?

– Понятия не имею. Не думаю, чтобы он знал об этом.

– «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним»[33], – изрек лейтенант. – Расскажи-ка мне, что именно вы делали, покинув «Заднюю комнату»?

– А что, этот человек и правда за мной следил? – спросил Дон. – Нет, вы не думайте, я этого дракона никогда раньше не видел; скучно было в очереди стоять, вот я и решил чуток с ним полюбезничать.

– Я уверен, что так и было. Но вопросы задаю я. Продолжай.

– Ну, мы раза два или три меняли такси. Я не знаю точно, куда мы ехали. Город мне незнаком, и я почти сразу запутался. В конце концов мы вернулись в квартиру доктора.

Он не упомянул о звонке в «Караван-сарай». И вновь следователь, даже если заметил пробел в показаниях, не обратил на него внимания. Лейтенант сказал:

– Ну что ж, похоже, все соответствует.

Он выключил проектор, сел и несколько минут смотрел в никуда.

– Сынок, я ни капли не сомневаюсь в том, что ты потенциально нелоялен.

– Почему вы так говорите?

– Это я так, не обращай внимания. Тебе просто не с чего быть нам преданным: не то воспитание. Но тут нет причин для беспокойства – человек в моем положении мыслит практично. Ты собирался завтра утром лететь на Марс?

– Разумеется!

– Хорошо. Не думаю, что в твоем возрасте, да еще сидя на отшибе на ранчо, ты наделал бы много дел. Но ты связался с дурной компанией. Не опоздай на этот корабль. Если завтра ты еще будешь здесь, мне, возможно, придется пересмотреть свое мнение.

Лейтенант встал. Дон тоже.

– Я обязательно попаду на корабль! – согласился Дон и осекся: – Разве только…

– Разве только – что? – резко спросил лейтенант.

– Они не отдадут мой билет, пока в нем не будет визы службы безопасности, – выпалил Дон.

– Вот как? Это в порядке вещей. Я обо всем позабочусь. А сейчас можешь идти. Чистого неба!

Дон не ответил, и лейтенант добавил:

– Не сердись. Мне было проще сначала отделать тебя как следует, а потом допрашивать. Но я этого не сделал. У меня самого сын примерно твоего возраста. И лошадку твою я тоже не хотел обижать; так уж получилось, что я люблю лошадей. Я и сам был деревенским парнем. Ну как, не держишь на меня зла?

– Э… нет, наверное.

Лейтенант протянул руку, и Дон внезапно обнаружил, что пожимает ее. Он даже почувствовал симпатию к этому офицеру. И решился задать еще один вопрос:

– Могу я проститься с доктором Джефферсоном?

Выражение лица мужчины изменилось.

– Боюсь, что нет.

– Почему? Вы же будете следить. Разве нет?

Офицер помялся.

– Не вижу причин скрывать от тебя: у доктора Джефферсона были сильные нелады со здоровьем. Сегодня вечером он перенервничал, у него случился приступ, и он умер от сердечной недостаточности.

Дон вытаращил глаза.

– Возьми себя в руки! – отрывисто сказал следователь. – Все там будем.

Он нажал кнопку на столе и приказал вошедшему охраннику проводить Дона. Обратно его выводили другим путем, но он был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить это. Доктор Джефферсон мертв – это казалось невероятным. Такой энергичный, такой жизнерадостный человек… Дон все еще раздумывал об этом, когда его втолкнули в главный пешеходный туннель. Внезапно ему припомнились слова, сказанные в классе учителем биологии: «В конце концов, все виды смерти можно классифицировать как сердечную недостаточность». Дон поднял правую руку и пристально посмотрел на нее. Ему захотелось вымыть ее как можно скорее.

4. «Дорога славы»

У Дона еще были дела, и он не мог торчать тут всю ночь. Во-первых, он решил вернуться на вокзал и забрать свои вещи. Дон покопался в своей сумочке-визитке, отыскивая багажную квитанцию и с тревогой думая о том, как будет добираться до космопорта. У него по-прежнему не было мелочи, чтобы расплатиться за роботакси.