Доктор Локард улыбнулся:

– В день гибели своего отца Лимбрик был еще ребенком, но когда между двумя мужчинами вспыхивает вражда не на жизнь, а на смерть, я вспоминаю старинную французскую поговорку: Cherchez la femme![9]Мне представляется, что мать Лимбрика настраивала его против Гамбрилла, снова и снова повторяя эту историю.

– Итак, все эти годы Лимбрик таил в душе зло и ждал случая убить своего покровителя, – согласился я.

– И такой случай подвернулся в ночь, когда Гамбрилл убил Бергойна.

– Ирония заключается в том, что всей этой череде событий дал толчок Бергойн, когда стал грозить Гамбриллу разоблачением.

Доктор Локард снова улыбнулся:

– Это Гамбрилл, несомненно, считал, что Бергойн ему угрожает.

Я заколебался:

– А по-вашему, он был не прав?

– Участникам событий было известно далеко не все. От них ускользнули другие трагические происшествия. Вам известно, что в ту ночь была страшная буря?

Я кивнул.

– А знаете ли вы, что от бури как будто погиб один из тех, кто спал в старой привратницкой?

– Припоминаю, об этом говорил доктор Систерсон, когда мы обсуждали сочинение доктора Шелдрика.

Доктор Локард мрачно осклабился:

– А, ну да, знаменитая история фонда. Доктор Шелдрик, верно, не упоминает этот случай?

– Как ни странно, нет.

– Рассказал ли вам доктор Систерсон, кто именно погиб?

– Нет.

– Это был один из мальчиков певчих – из колледжа регентов. На него обрушилась крыша. Удивительно было то, что в целом здание не потерпело большого ущерба. Собственно, поговаривали даже, что умерший выглядел так, словно бы не погиб под обломками, а был избит до смерти. На кровати лежали упавшие балки, но, похоже, все они были недостаточно тяжелыми, чтобы убить человека.

– Кто-нибудь видел, как обрушилась крыша?

– Нет. И никто из других мальчиков ничего не слышал. Погибший спал один в комнатушке под крышей.

– И вы усматриваете связь между этим и другими событиями той ночи?

– А вам не кажется, что иначе это было бы странным совпадением? – Несколько секунд он сверлил меня задумчивым взглядом.

– Если связь и существует, признаюсь, мне она непонятна.

– При расследовании преступлений обычно принимается не та гипотеза, которая наилучшим образом увязывает между собой обстоятельства, а та, которая наиболее удобна ведущим расследование.

Я немного поразмышлял над его словами.

– Гипотеза о том, что Гамбрилл убил Бергойна, была в то время всем удобна, но действительности она не соответствует – вы это хотите сказать?

– И хотя имелись люди, знавшие об этой истории еще кое-что, у них были веские причины помалкивать.– Он сделал паузу.– Вчерашняя трагедия – еще один пример. Полиции проще всего принять версию об ограблении и убийстве.

– Вы не верите, что старого джентльмена убил официант?

– Напротив. Я уверен, что убийца он. Но думаю, полиция не понимает его мотивов. Он не мог не знать, что нельзя будет просто ограбить мистера Стоунекса: его придется убить, дабы он не обвинил грабителя. Мыслимо ли решиться на такое тяжкое преступление без расчета на богатую поживу?

– Предположим, он верил, что в доме спрятаны деньги. И думаю, он их нашел.

– Двадцать фунтов, всего-навсего.

– Вы хорошо информированы, доктор Локард. Но для человека в его обстоятельствах это огромная сумма. Заработок за несколько месяцев.

– И все же такой риск она не оправдывает.

– Хорошо, если оставить этот вопрос в стороне, как вы объясняете происшедшее?

– Думаю, ему заплатили за убийство.

– Заплатили? Кто?

– Те, кто рассчитывал получить выгоду от смерти старого джентльмена.

– И кто это?

– Если он не оставил завещание – ближайшие родственники.

– А разве он умер без завещания? Я слышал...– Я прикусил язык. Мне пришло в голову, что не стоит упоминать слова Куитрегарда о завещании в пользу фонда.

– Едва ли он не составил завещание. Тем не менее оно не найдено.

– Не понимаю.

– Мне думается, что Перкинс получил плату не только за то, чтобы убить мистера Стоунекса, но и за то, чтобы найти завещание.

– Тогда оно, вероятно, уже уничтожено.

– Скорее всего. Однако доказать это будет трудно. – Пока я думал над его словами, он добавил: – Надеюсь только на то, что он во всем сознается, когда после дознания его дело передадут в суд.

– Вы уверены, что так оно и будет?

– Если жюри не запутается.

– Запутаться ничего не стоит.

– Но нужно непременно довести до сознания присяжных, что Перкинс, совершив убийство, обыскал дом.

Я взглянул на него удивленно.

– Мне сказали, что в разговоре с полицейскими вы упомянули, будто при вашем с Фиклингом появлении беспорядок в доме уже был.

– Верно.

– Именно такие вещи путают присяжных и сбивают их с правильного пути.

– Все очень просто. Мистер Стоунекс до нашего прихода просматривал свои бумаги, потому что искал документ, который хотел мне показать.

– Документ? – проворно переспросил доктор Локард.

– Он вас заинтересует: рассказ очевидца о смерти Фрита...

– Это не был какой-нибудь юридический документ?

– Нет-нет. Это было свидетельство того, что убийство Фрита произошло в результате заговора, организованного офицером, который командовал парламентским гарнизоном.

– В самом деле? Звучит в высшей степени неправдоподобно.

Я вкратце пересказал историю, услышанную нами от старого джентльмена.

– Полнейшая чушь, – живо заметил доктор Локард.– Эта версия решительно противоречит той, весьма убедительной, которая известна капитулу и передается из поколения в поколение. Посторонних в нее никогда не посвящали, так как она представляет каноников в неблагоприятном свете. – Он улыбнулся.– От вас тем не менее я ее не скрою. Ее источник – один из каноников, Синнамон. Он видел, как солдаты начали грабить казначейство и как Фрит примчался туда из нового дома настоятеля. Синнамон и сам поспешил в казначейство, где обнаружил настоятеля, который дрался с одним из каноников.

– Благие небеса! Кто это был?

– Холлингрейк, библиотекарь.