Оп-па! Что-то подобное я уже слышал — правда, в другом месте и от другого человека. Того самого, который платил зарплату мне и моей команде и начислял командировочные.

— Поразительно! — сказал я. — Вы — и борьба за справедливость? В голове не укладывается.

— Так вы уложите, — с усмешкой посоветовал Пал Палыч. — Отбросьте предубеждения. Я ведь не против справедливости, я «за». С одной поправочкой… Как бы вам растолковать попонятнее? Ну вот случай из жизни. Когда я только заступал на первый президентский срок, была на одном телеканале смешная программа — с куклами политиков. Думаете, я хотел ее закрыть? Нет же, я хотел, чтобы она осталась. Вызвал этих кукольников, чаем напоил и говорю: мочите, сколько захотите, буду аплодировать. Всё останется, как раньше, за одним ма-а-аленьким исключением из правил, во имя общего блага…

— Среди персонажей не должно быть вас, — догадался я.

— Совершенно верно. Мелочь! Если бы они пошли мне навстречу, сколько смеха и радости могли бы принести людям! Но чистоплюи уперлись рогом — свобода, мол, слова и прочий гнилой базар. Как скажете, говорю им. Свободны! И прикрыл лавочку… А через много лет Лев Ильич так же заупрямился и чуть не обломал весь кайф. К счастью, его сменили вы. У вас получается даже эффектнее, чем у него. Что ни эпизод, то конфетка. Я даже нарочно приплыл в Касабланку, чтобы полюбоваться развалинами церкви и нефтяным фонтаном… Хотите верьте, хотите нет, но я с удовольствием и — не побоюсь этого слова — с наслаждением слежу за тем, как вы боретесь против зла, щелкаете этих поганых людишек. Так им и надо!

Пал Палыч смотрел на меня ясными глазами, и в них не было никакого лукавства.

— Эти людишки — ваши собственные кадры, — заметил я. — Неужели вам не жаль своих?

Пал Палыч досадливо поморщился:

— Ой, Роман Ильич, давайте без дешевой демагогии. В политике не бывает «своих». Ребята эти — воры и повадки у них воровские. Если бы мой рейтинг упал, любой из них постарался бы расплатиться с Гаагой моей головой. Когда у меня в декабре прихватило сердце и я решил прикинуться трупом, то сперва не думал умирать насовсем. Просто хотел посмотреть: что они будут делать, как защищать мое наследие? А эти предатели сочли, что после меня страна уже в такой жопе, что самое надежное — свалить, бросить мать-родину. Ну и получите по полной от Министерства справедливости… Эй, тебе что надо?

Только что на палубе нас было двое — и вдруг стало трое. Наглая жирная чайка низко пролетела над нашими головами и уселась на кромку борта.

— Жрать хочет, — недовольно произнес Дорогин. — А работать не хочет. Кыш, пернатое! — Он погрозил чайке автоматом. Та взлетела с презрительным видом и умчалась по своим делам. Проводив ее взглядом, экс-президент улыбнулся и добавил: — Хотя птичка кое в чем права. Переговоры — переговорами, а обед по расписанию. Мое превосходительство, честно говоря, проголодалось… Так что, Роман Ильич? Зароем топор войны? Главное условие вы знаете. О том, что я жив, молчок. Мою куклу вуду, так сказать, оставляете за сценой. Сделаете для нее исключение, не будете ее колоть небесной иглой. Со всеми остальными куклами ваш великий и ужасный Карабас-Барабас пусть разбирается сколько ему угодно, а я тихонько посижу зрителем в партере… Ну же, соглашайтесь и пойдемте обедать. Откроем бутылочку бордо, я сделаю две порции омлета с помидорами… А?

— А если не соглашусь? — спросил я. — Вдруг я тоже из этих, из чистоплюев? Или, скажем, притворюсь для вида, а потом вы потеряете бдительность, и я вас вашим же автоматом…

— Если не согласитесь, мне придется сделать только одну порцию омлета, для себя, — спокойно объяснил Пал Палыч. — А вы, к моему искреннему сожалению, отправитесь вслед за братом. В магазине 32 патрона, я на вас жалеть не стану. А насчет обмануть… У меня есть не то что дар, как у вас, а так, кое-какая способность. В КГБ, когда я там работал, ее очень ценили. Вот вы меня сегодня во время нашего разговора ни разу не обманули — и это очень правильно. Потому что я всегда понимаю, когда мне говорят правду, а когда врут. Не всегда я об этом сообщаю вруну, потому что мало ли какая у человека есть причина — может, просто денежку попилил, — но замечаю всегда. Интуиция. Если бы я этого не знал, думаете, я бы продержался на своем месте так долго?

Хорошая способность, про себя оценил я. Жаль, не тому досталась. Я ведь ему и в самом деле, пока мы говорили, ни разу не сказал неправду… Или всё это — простая разводка?

— Конечно, Пал Палыч! — Я постарался улыбнуться как можно шире. — Договорились. Валяйте ваш омлет на двоих, я согласен, обожаю омлеты. А потом отвезите меня обратно в Касабланку и больше не увидимся. А то, что брата моего родного кокнули, то, считайте, я уже забыл. Дело превыше всего. Я еще месяца два назад знать не знал, жив он или умер.

Выслушав мой спич, Дорогин покачал головой. И сказал огорченно:

— Последняя фраза — правда, прочее вранье. Даже про омлеты. Притворяетесь на троечку, как в школьной самодеятельности. А напрасно. Я же не шутил. Как я сказал, так и будет.

Угадал, Монтигомо, подумал я. Ястребиный коготь хренов. Зря я брякнул про омлеты. У меня, наверное, на лице написано, что я их терпеть не могу, а тем более с помидорами.

— Раз уж вы тоже из наших, из феноменов, то отпираться глупо. Вот вам мой ответ. — Я вытянул вперед руку и выставил средний палец. — Ваше предложение рассмотрено, изучено и послано на три буквы, перечислять которые не стану из вежливости. Будь вы какой-нибудь мелочевкой, третьим помощником пятого зама председателя партии «Три медведя», я бы, может, еще подумал насчет общего блага, пользы и прочего. Но вы — главный гад. Вы — тот камень, от которого пошли круги по нашему болоту, вы — пациент номер один, от которого пошла вся зараза. Это совсем не значит, что прочие наши клиенты виноваты меньше вас, но без вас многих бы просто не было. Когда вы сдохли, у всех первая мысль была: почему же так поздно? Оставить вас в покое — значит предать саму идею справедливости. Сами знаете, в нашем деле мое личное мнение ничего не значит. Но я немножко знаю историю и уж точно знаю моего небесного, как вы говорите, Карабаса. Такими пустяками, как Кенарев или отец Пантелеймон, вы уж точно не отделаетесь.

Дорогин посмотрел на меня — огорченно, но не обиженно.

— Ну и дурак, — проговорил он. — Нет, за откровенность спасибо, и текст вы сказали отличный, прочувственный. Признаю, что ошибся. Вы ничем не лучше вашего покойного брата. Какой-то идиотский идеализм вместо логики. Когда мы выключили из проекта Льва Ильича, у меня вы оставались в резерве, а теперь придется закрывать весь проект… Жаль, жаль… Но за одно мне вас хочется особенно поблагодарить — за ту историю со львом. От нее мне вышла двойная польза. Первая — когда эта зверюга вычеркнула из списка живых этих генералов и полковников. Началась кадровая ротация, и многие подвинулись в званиях, включая и меня. Был младшим лейтенантом — стал капитаном, через одну ступеньку даже перепрыгнул… Ну все, Роман Ильич, прощайте. — Дорогин поднял автомат. — Обещаю вас похоронить по морскому обычаю…