— Нил просил у Энди денег?

— Конечно. Сначала он представил дело как выгодный вклад, но я объяснил Энди, что с таким же успехом можно спустить деньги в унитаз.

— И Энди отказал брату?

— Не напрямик — сказал, что, может быть, как-нибудь попозже. Надеялся, что Нил поймет намек. — Пирс глотнул виски и пробормотал: — Какой к черту выгодный вклад!

— Не знаете, они когда-нибудь ссорились? Шире покачал головой:

— Нет. Энди не ссорился с Нилом — он чувствовал , себя виноватым, что поднялся выше среднего уровня семейства Фэллон. А что такое? Думаете, Нил убил его?

— Кто знает?

— Я этому не верю. Нил не настолько умен. Вы бы его уже поймали.

— В каком-то смысле так оно и есть, — напомнил ему Ковач.

— Ну, вы понимаете, что я имею в виду… — Пирс подошел к бару и снова наполнил стакан. — Такой тип, как Нил, не обошелся бы без стрельбы, поножовщины, кровавого месива и отпечатков пальцев повсюду.

— Возможно.

— И уж во всяком случае, не написал бы на зеркале: “Жаль”. Такого слова нет в его лексиконе. Умереть должен был он, а не Энди! — Пирс опять глотнул скотч, разжигая в себе гнев. — Ведь от него нет никакой пользы! Несправедливо, когда такой человек, как Энди…

Больше он не мог сдерживаться — слезы ручьем потекли по его щекам. Пирс выругался и отшвырнул стакан. Виски брызнуло на пол вместе с осколками.

— Боже мой!

Пирс схватился за голову, словно защищаясь от ударов высшей силы, наказывающей его за грехи. Он раскачивался из стороны в сторону, сотрясаясь от рыданий. Ковач ждал, давая ему время почувствовать свою боль и взглянуть демону в лицо.

— Вы были в него влюблены? — спросил он наконец.

Такие слова звучали странно по отношению к двум мужчинам. Но, видя всю глубину горя Пирса, Ковач подумал, что был бы счастлив, если бы хоть одно человеческое существо — не важно, мужчина или женщина — испытывало к нему такую привязанность.

— Да, — признался Пирс сдавленным шепотом. Ковач положил ему руку на плечо, и он сразу съежился.

— И у вас была с ним связь?

— Энди хотел, чтобы я открыто это признал. Но я не мог! Люди не понимают такого, даже когда утверждают обратное. Я прекрасно знал, что меня ждет — шуточки, усмешки за спиной, всеобщее презрение. О карьере пришлось бы забыть… — Он оборвал фразу, словно эти аргументы не звучали убедительно даже для него самого, опустился в кресло и закрыл лицо руками. — Энди не понимал, что я не мог…

Ковач поставил свой стакан на стол.

— Вы были там. Том? В ту ночь, когда погиб Энди?

Пирс покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я говорил вам, что в последний раз виделся с ним в пятницу. В тот вечер подруги принесли Джослин свадебные подарки, и ей было не до меня. До этого мы с Энди не виделись месяц. Мы поссорились из-за того, что он рассказал о себе отцу и брату, и с тех пор даже не разговаривали.

— А он встречался с кем-то еще?

— Может быть. Однажды я видел его с каким-то парнем вечером в баре, но не знаю, было ли между ними что-нибудь.

— А этого парня вы узнали?

— Нет.

— Как он выглядел?

— Как актер. Темные волосы, ослепительная улыбка.

— Что произошло, когда вы виделись с Энди в пятницу вечером?

— Мы снова поссорились. Он хотел, чтобы я рассказал обо всем Джосс.

— Сколько времени продолжалась ваша связь с Энди?

Пирс сделал неопределенный жест рукой.

— Со времен колледжа — с перерывами. Сначала я считал это просто… экспериментом, а потом уже не мог от этого отказаться. Но чтобы рассказать кому-то об этом… Ведь я помолвлен с дочерью Дагласа Деринга — мы должны пожениться через месяц…

— Вы с Энди и раньше из-за этого ссорились?

— Пятьдесят раз. Ссорились, расходились, сходились снова…

Он умолк, сгорбившись, как старик; на лице его застыли боль и раскаяние.

— А Энди мог сам рассказать о вас Джослин?

— Нет! Он был не такой. Энди считал, что это моя обязанность, а я не мог ее выполнить.

— И его это сердило?

— Обижало. — Помолчав, Пирс добавил: — Я не хочу верить, что он убил себя, ведь тогда получается, что причина во мне. — Его глаза вновь наполнились слезами, и он зажмурил их. — Мне не хватило духу признаться в том, кто я такой, а теперь человек, которого я любил больше всего на свете, мертв — возможно, из-за этого. Значит, я его убил!

Воцарилось молчание. Ковач думал, что делать дальше. Очевидно, ничего. Нет больше смысла давить на Пирса. Он будет нести тяжкий груз своей тайны всю оставшуюся жизнь — это его наказание.

— Вы расскажете Джослин? — спросил Ковач.

— Нет.

— С такой ложью нелегко жить, Том.

— Это не имеет значения.

— Для вас — может быть, но вам не кажется, что Джослин заслуживает лучшей участи?

— Я буду хорошим мужем и отцом. О, мы станем потрясающей парой. Это Джосс и нужно — иметь собственную куклу Кена[10]в человеческий рост, играть с ней, одевать ее и водить на прогулку. Что-что, а играть я умею — всю жизнь этим занимался.

— Вы получите партнерство в компании “Деринг — Лэндис”, но будете влачить жалкое существование?

— Главное, что никто ничего не заметит.

— Истинно американский подход.

— Вы женаты, Ковач?

— Дважды.

— Значит, вы эксперт.

— Да, но в итоге я пришел к выводу, что куда легче и дешевле влачить жалкое существование в одиночестве.

Некоторое время оба молчали.

— Вы должны рассказать ей, Том. Ради вас обоих.

— Нет.

Внезапно Ковач с ужасом увидел, как дверь в холл медленно открывается. В проеме стояла Джослин Деринг, еще не сняв пальто. Он не знал, сколько времени она там пробыла, но, судя по ее лицу, достаточно долго. По щекам текли слезы и тушь для ресниц, губы побелели. Пирс молча уставился на нее.

— Тупоголовый сукин сын!

Выплюнув эти слова, как пули, Джослин с диким криком бросилась на Пирса. Ковач успел ее схватить, но она стала молотить его кулаками, каким-то образом вырвалась и, взяв со стола оловянный подсвечник, огрела им Пирса по голове.

Ковачу не сразу удалось оттащить ее. Джослин была высокой и крепкой, а ярость придавала ей силы.

Пирс не пытался защищаться. Из разбитой головы. стекала на щеку яркая струйка крови. Он вытер ее кончиками пальцев.