Ну, что разброса между географическим положением моей башнив двух мирах нет, так это ничего. Видимо, случается.

Страннее другое. Москва здесь местами все-таки похожа на моюМоскву. Но при этом рельеф местности кардинально отличается. Скажете, чемуудивляться, если кое-где и воздух для дыхания негоден, и луны на небе нет? Авот тому и удивляться! Как мог на совершенно другой местности вырости почти такойже город? Воткнуть в центр Москвы здоровенные холмы — и при этом получитьКремль и Останкинскую башню, такие же и на тех же местах?

Не могло такого быть! С какого перепугу Дмитрий Донскойвелел бы строить Кремль, главную крепость княжества, под такими холмами,фактически — под горой? Вот тут бы, где я стою, и возвел, на страх всемутатаро-монгольскому игу.

Да и Хрущев не только на кукурузу и совмещенные санузлы зарубежом польстился. Во всем мире помпезные телевышки ставят на холмах, если ужте случились в столице.

Нет, странно это…

Бросив гадать, я подошел к смотровой трубе. Интересно, этокакой тип? Бывают такие, где блокируется движение, пока не бросишь монетку.Смотри себе в одну точку, пока не надоест… А есть и более суровые, там самаподзорная труба перекрывается изнутри заслонкой.

Эта труба оказалась совершенно бесплатной. В ней даже щелидля монетки не было предусмотрено. Я приник к окуляру и стал жадно обозреватьгород.

Кремль. Вроде бы совершенно обычный. Так… что там у нас набашнях… ну-ка, ну-ка… Звезды. Красные, рубиновые. Что ж, начинаетвырисовываться рабочая гипотеза… Я поискал государственный флаг — и гипотезабыла стерта.

Бело-сине-красный. «БеСиК», как запоминают цвета полосленивые школьники. Никаких красных полотнищ с серпами и молотами.

Даже жаль! Я уж было решил, что оказался в какой-токоммунистической утопии, выжившей вопреки всей исторической логике.

Так, смотрим дальше. Манежная площадь… это что же, она у насвся зелененькая, с цветниками и зонтиками летних кафе, и это в самом центрегорода? Так-так… Где у нас… ну, допустим, памятник Петру Первому, бывший прирождении памятником Колумбу? Я поводил трубой по Москва-реке и ничего ужасногоне обнаружил. А где «Шашлык»? Я нашел Тишинскую площадь. И даже на мгновениеоторвался от окуляра, чтобы посмотреть в небо и с чувством сказать:

— Спасибо тебе, Господи!

Эта Москва явно начинала мне нравиться!

Мой взгляд жадно бегал по знакомым с детства московскимулицам. Вот Большой театр. Все в порядке. Вот ЦУМ, тоже… Нет, не тоже! Верхнийэтаж — все сплошное стекло, что-то вроде ресторана с обзорной площадкой.Василий Блаженный на месте. А это что за церковь? Явно старая. Но в моем мирена месте этой церкви какое-то уродливое министерство…

Нет, так я далеко не уйду. Я перестал искать какие-тознаковые здания, а стал разглядывать центральные улицы.

Вскоре выявились основные отличия. Больше старых зданий: ицерквей, и дворцов, и просто старинных домов в центре. Но немало и того, чтопринято называть сталинской архитектурой. Новостройки если и есть, то вписаны вобщий ансамбль. При этом окраины в общем-то не сильно изменились. Полным-полноспальных районов с простенькими панельными домами… разве что зелени побольше ис дорогами получше, всюду какие-то крошечные парки и неожиданные развязки, нето чтобы нью-йоркского размаха, но солидные. Машин много, пробок меньше. Оченьчасто попадаются бульвары и пешеходные улочки. В общем, на воплощениекоммунистической мечты не тянет, но в целом очень симпатично.

Вздохнув, я отпустил трубу. Достал сигареты, закурил.

Как-то нескладно. Что мы все-таки будем делать с холмом?Город, который я видел, словно бы игнорировал вздыбившийся почти в центре холм…вздыбившийся?

Я снова приник к окуляру. И стал изучать окрестности холма.

Да, так оно и было. Холм, на котором я стоял, был словновыдвинут из земли чудовищной силой. Выдвинут, вырван, выброшен вверх. Иотносительно недавно — город залечил раны, оборванные улицы либо изогнулись,обходя преграду, либо закончились в явно непредусмотренных архитектором местах.Даже было заметно, что какие-то здания вблизи холма отреставрированы, а другиеслишком новые, построенные уже после катаклизма. На месте руин? Вероятно, да.

А речушка, протекающая под холмом? Яуза? Нет, расстояние нето. Видимо, в моем мире этой реки нет совсем.

— Землетрясение, — сказал я. — Наверное.

В том-то и дело, что «наверное». Не слыхал я проземлетрясения такой силы, чтобы поднять из земли такой огромный участок,опоясать его оврагом, пустить новую реку по периметру.

Может быть, градостроители тренировались? Готовились кпереносу сибирских рек на юг, вот и соорудили в центре Москвы парк. Тожегипотеза ничуть не хуже других.

Все, дальше гадать непродуктивно. Надо спускаться с холма,очевидно — по дороге. Идти в город и там уже выяснять, куда я попал и что здесьпроисходит.

Но топать с холма пешком мне не пришлось. С шоссе донеслосьнатужное гудение мотора. Через минуту к площадке из-за деревьев, скрывающихповорот, выкатил автобус. Короткий, двухдверный, при этом с высоким салоном иогромным, на всю кабину водителя, так что было видно даже его ноги на педалях,лобовым стеклом! Модель совершенно незнакомая, но в целом дизайн автобуса«зализанный», старомодный… и какой-то русский. Не знаю, почему я так решил. Нокак отличаешь обычно стиль французских автомобилей от немецких, японских отамериканских — так и здесь было что-то, беззвучно сигналящее: «Я свой, местный,здесь сделан». Кстати, из всех наших машин такое ощущение «своего» у менявызывали разве что «Нива» и «Победа».

Автобус плавно остановился напротив площадки. Открылисьдвери, вышли с десяток человек. На этот раз негров не было, все русские или покрайней мере европейцы. Каждый словно считал своим долгом вежливо мнеулыбнуться, а старичок с тростью и в костюме слегка прикоснулся к светлойсоломенной шляпе.

Шляпа меня доконала. Не принято в Москве носить соломенныешляпы. Даже в жару. Даже старичкам, если они еще не впали в маразм.

Еще у всех были в руках букетики. У некоторых розы, у другихгвоздики и тюльпаны. И все букетики — из четного количества цветов. Куда же онинаправляются? Что там, на вершине холма, куда я не удосужился подняться?Кладбище? Мемориал? Усыпальница местного вождя?

Автобус очень негромко, вежливо прогудел. Водитель из-засвоего стекла помахал мне рукой: «Едешь?»

Оставив сомнения, я быстро поднялся в автобус. Салон былабсолютно пуст. Видимо, все ехали до этой площадки… чтобы потом, через лес,пойти куда-то с цветами.

Я прошел по салону. Опять же все как-то немного старомодно,не характерно для мира, который на тридцать пять лет нас опережает, но при этомвсе уютно и хорошо — потертая, но чистая и нигде не прорванная или порезаннаяобивка кресел из коричневого кожзаменителя, пузатые плафоны на потолке, яркосверкающие медные таблички: «Места для детей», «Места для инвалидов», «Местадля дам в положении», «Места для уставших». Табличка про дам в положенииокончательно убедила меня, что дело не в победе коммунизма на одной шестойчасти света. А вот табличка про места для уставших — снова заставиласомневаться.