– Я ведь тоже когда-то за хулиганку чалился, – говорил мужик. – Ни за что менты повязали. Три года дали. За злостное хулиганство… Ненавижу ментов с тех пор… Не знаю, какие у тебя с ними проблемы. Но тебе помогу. Лишь бы мусора с носом остались…

Его болтовня раздражала Родиона. Он готов был убить мужика, лишь бы не слышать этот треп. Но на то, чтобы убить, не было сил. Да и не мог он без этого мужика, который тянул его за собой, как на буксире…

Родион не помнил, как долго они шли. Плохо помнил, как спускался в какой-то колодец. Какие-то трубы, обмотанные теплоизолятором. Место темное, но сухое и теплое.

– Здесь теплотрасса проходит, – сказал мужик. – Трубы теплые. Матрац тут у меня. Ложись, грейся…

Родион с удовольствием принял предложение. Улегся на грязный, вонючий, но такой уютный матрац. Глаза закрылись сами по себе.

– Ты не думай, я не бомж, – гудел в ухо мужик. – У меня все как у людей. Сантехником работаю, квартира есть, жена… Вот из-за нее иногда приходится здесь ночевать. Из дома гонит, стерва, когда выпью. А рука у нее тяжелая… Как даст!… Эй, слушай, а у меня водочка есть. На опохмелку с собой прихватил. Жалко, конечно. Как от сердца отрываю. Но поделюсь. Совсем тебе хреново. Водочка поможет…

Родион почувствовал, как в рот лезет горлышко бутылки. Водка пилась легко. Может, это вода?… Но нет, вода не согревает кровь. А эта согрела. Хорошо!…

– А может, тебе к врачам надо? – откуда-то из тридесятого царства донесся голос мужика.

Родион мотнул головой. Врачи – это опасно. А потом, ему вовсе не хотелось никуда ехать. Так хорошо было ему на этих трубах, на этом матраце… Еще бы одеяло. Чтобы согреться. Но мужик говорит, что трубы горячие. Почему ему тогда так холодно? Почему тело так трясет изнутри?… Но все это ерунда по сравнению с тем, что у него есть возможность спать…

* * *

Не меньше недели Родион провел в колодце. Это были ужасные дни. Он трясся в ознобе, метался в горячечном бреду. Временами не хотелось жить – так было тошно. Рана горела и болела. Не давала покоя…

Скорее всего он бы сдох в этом колодце, как подстреленная собака. Но Петрович – так звали мужика – проявил заботу. Родион отдал ему все деньги, какие у него были. Обещал дать еще, во много раз больше. Верил ему Петрович или нет, но ухаживал он за ним исправно. Йод купил, стрептоцид, спирт, бинты. Обработал рану. Перевязал. Понимал, что никакой это не нож, а самый настоящий огнестрел. Но молчал. И никому больше не говорил. Иначе бы нашли Родиона менты или боксерская братва. Или свои, родные пацаны… Иногда Родиону хотелось, чтобы случилось последнее. Можно было дать Петровичу отмашку, чтобы он сдал его братве. Но он терпел. Как ни хреново ему, он должен терпеть. И довести свою игру до конца…

Рана постепенно подживала, затягивалась. Родиону становилось легче. Появился аппетит. Петрович приносил пожрать. И выпить приносил. Водка, утверждал он, самое лучшее лекарство. Родион с ним соглашался…

Однажды Петрович не вытерпел – поинтересовался:

– Это, конечно, не мое дело… Но ты случайно не киллер?

– Чего?! – спросил Родион так, что мужик аж вздрогнул.

И невольно подался к лестнице, по которой мог быстро выбраться из колодца.

– Не киллер, спрашиваю, случайно? – робко повторил он.

– Случайно можно матерью стать, – усмехнулся Родион. – А киллерами случайно не становятся… Не киллер я, успокойся… И вообще, откуда у тебя эта бредовая мысль?

– Так это, в тот день, когда тебя… порезали…

– Ну чего ты сам себя обманываешь? Не порезали меня, а подстрелили…

– Ну да, подстрелили… Так вот, в тот день в городе шумели много. В смысле стреляли…

– Стреляли, – кивнул Родион. – По мне стреляли…

– А ты?… Ты ни в кого не стрелял?

– В кого я мог стрелять?

– Не знаю…

– И я не знаю. Ни в кого я не стрелял…

– Вот и хорошо. – Петрович успокоился и вернулся на место. – В тот день, говорят, крупного авторитета убили. Толика Бешеного…

Родиону стоило больших усилий остаться невозмутимым.

– А кто это такой? – безразлично спросил он.

– Говорят, самый главный мафиози в городе.

– Кто говорит?

– Да мужики говорят… Ну и сам слышал…

– А точно убили?

– Точно. Прямо в голову. Снайпер постарался.

– Ну вот, снайпер, сам говоришь… А какой же я снайпер? Ты винтовку мою видел?

– Так винтовку на месте преступления можно бросить.

– И такое бывает… Только я еще раз тебе говорю – не киллер я.

– Да я что, верю… Тут это, говорят, еще одного авторитета убили. Кличка у него интересная. Спелый…

Родион был в шоке. Вот, значит, как все обернулось. В ночь, когда он наводил справки об Аркаше, убили Толика. Ясно, кто постарался. Боксер. Теперь вот грохнули Спелого. Кто же займет место Родиона? Самбист?… Если он, то на этом кровопролитие не закончится. Будет уничтожаться старая Родионова гвардия. Чтобы Боксер вкупе с Самбистом утвердили полную и безраздельную власть над городом.

Прогнозы Родиона сбывались…

– Вообще, в городе, говорят, не все спокойно, – продолжал бухтеть Петрович. – Да что там говорят, по тебе вижу… Да нет, не киллер ты. Но в тебя же стреляли.

– Стреляли. Козлы какие-то, отморозки. С кем-то, видать, перепутали…

– Ага, перепутали, – с сомнением скривился мужик. – Ну да, перепутали… Слушай, мне пора. Завтра утром я к тебе снова приду.

– Приходи, – кивнул Родион. – Буду ждать…

Только никого ждать он не собирался. Не понравилось ему поведение Петровича. Не получил тот исчерпывающих ответов на свои вопросы. Как бы не пошел к ментам их искать. Родион собрался уходить. Но еще не знал куда. В тот дом, где он отлеживался после первого ранения, идти опасно. Как бы кто не проведал о его хижине. Куда же тогда идти?…

У него еще раньше была мысль дать знать о себе Кире. Но как это сделать, если при ней постоянно охрана? Перед телохранителем Родион светиться не хотел… К матери можно было бы податься. А если кто-то из сильных мира сего сомневался в его смерти? Что, если дом в Рябиновке под наблюдением?

Но ведь сколько времени прошло. Телохранитель, может, при жене остался. А вот дом Алексея Яковлевича с наблюдения, должно быть, снят… Все, хватит отлеживаться в этой берлоге. Рана все еще мешает. Но ходить Родион может. И этого достаточно, чтобы свалить отсюда…

Собака неслась к нему черной тенью. Тихо, без рычания. Еще мгновение, и ротвейлер вцепится ему в глотку. Тогда труба… Как же Родион мог забыть о Черныше, которого Алексей Яковлевич спускал с цепи на ночь?

Но Черныш не вцепился ему в глотку. В самый последний момент взял в сторону, пронесся мимо него, на ходу развернулся мордой к нему. Оскалил зубы, тихо зарычал. Но это уже не страшно. Пес признал Родиона, вспомнил его запах. Да и как его не вспомнить, если запах от него бьет ключом. Даже не запах, а вонь. Шутка ли, сколько времени не менял белье. И от раны гнилью несет. Вон даже у Черныша нос от чересчур резких запахов зачесался. Как бы нюх у него не пропал…