В Рябиновку Родион добрался к утру. Тяжело было идти, больно. Но он крепился, терпел. Во двор дома, где жила мать, попал через забор. Ничего, получилось. Вот и с собакой сладил. Хотя еще и не совсем.

– Черныш! Черныш! – ласково позвал он.

Протянул псу руку. Тот угрожающе зарычал. И даже гавкнул. Родион сделал движение к дому. И чуть не поплатился за это. Ротвейлер крепко вцепился зубами в штанину. Час от часу не легче…

– Фу, Черныш, фу! – послышался голос Алексея Яковлевича.

А вот и он сам. Стоит в дверях дома, в руках охотничье ружье. Собака отпустила Родиона, отступила. Из пасти вырывался тихий звериный рык.

– Руки подними! – приказал Алексей Яковлевич. – Спиной ко мне!…

– Яковлевич, это ж я… – воззвал к нему Родион.

– Кто я?… Руки, говорю, подними… Спиной ко мне…

– Ты что, не видишь, призрак я. Привидение!

– Сейчас пальну из обоих стволов, и призраком станешь, и привидением… Родион, ты?!

– Он самый… Тихо, мать разбудишь…

– Ты откуда?

– С того света. В рай за грехи не пустили, в ад тоже не попал – черти на переучет закрылись… Эй, ты только не думай, что я призрак. Смотри, не пальни ненароком…

– Не пальну. – Алексей Яковлевич опустил стволы.

Даже в темноте была видна бледность на его лице. Если лоб потрогать, наверняка рука мокрой от испарины станет. Непривычное это дело – лицом к лицу с покойником сталкиваться. Где-то у соседей закричал петух.

– Вот видишь, петухи запели. А я не исчезаю… Живой я. Ну чего встал, Яковлевич? Иди к матушке. Подготовь ее. Скажи, что я слегка живой…

Уже через пять минут Родион барахтался в объятиях матери.

– А я знала, что ты не погиб, – говорила она.

Знала она, догадывалась. Может быть. Но слезы радости все равно ручьями катятся по щекам.

– Плохо мне, мама. На ногах еле держусь, отпусти…

Мама его отпустила. А потом опустила. В горячую ванну. Вода была настолько грязная, что ее пришлось менять. Но этим занимался Алексей Яковлевич. У Родиона не было сил даже вытащить заглушку из ванны. Ранами занялась мама. Обработала и перевязала едва затянувшуюся пробоину на боку. С заживающей раной на ноге проблем было меньше. Но и с ней пришлось повозиться.

– Врача бы тебе надо, – после охов и ахов сказала она.

– Не надо. На мне как на собаке заживает.

– Бедный ты мой. Сколько ж тебе пришлось вытерпеть.

Бывает и хуже, подумал Родион. Хотя ему казалось, что сказал вслух. Чистый, распаренный, со стерильными бинтами на обработанных ранах, он утопал в тепле и уюте. Усталость и боль отступили. Хотелось спать.

– Не по той дорожке ты пошел, сынок. Не по той… – причитала мама. – Сворачивать тебе надо, сынок. Сворачивать, пока не поздно…

Поздно, засыпая, подумал Родион. Уже поздно…

Он так и не понял, сам проснулся или его разбудили. Похоже, сам.

– Здорово, шеф!

Но почему рядом с ним сидит Колдун? Наверняка это он тряхнул его, чтобы вырвать из сна.

– Откуда ты взялся? – спросил Родион.

И слишком резво вскочил с дивана. Раненый бок пронзила острая боль. Чтобы стерпеть, пришлось стиснуть зубы.

– Не надо резких движений. Я не враг, если ты вдруг на меня грешишь…

– Как ты узнал, что я здесь?

Родион предупредил домашних, чтобы никому не вздумали говорить о его «воскрешении». Ни Кире, ни Светке. Никому.

– Твой отчим сказал, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщил Колдун.

Аккуратная прическа, свежее, чуть грубоватое лицо. В глазах непроницаемая завеса, за которой спрятаны его чувства.

– Я же просил никому…

– А он никому и не говорил. Только мне… Это называется правильная организация работы с людьми. Ты же сам дал мне карт-бланш на вербовку агентов везде, где только можно…

– Значит, Алексей Яковлевич твой агент?

– Скажем так, сочувствующий… Все, что касается тебя, он должен сообщать мне.

– Значит, ты и меня под колпаком держал?

– Ну, не под колпаком…

– Под ненавязчивым таким контролем.

– Это моя работа.

– Хорошо работаешь.

– Плохо… Шустрика вот прозевал. Обхитрил меня, гаденыш… У него на стороне спец по мокрым делам был. О нем никто не знал. Вот он его и использовал…

– Использовал. Сухо это как-то звучит, протокольно… Да его уроды чуть решето из меня не сделали. Колька завалили…

– Значит, Колька мы вместо тебя похоронили?

– Его.

– Это ты хорошо придумал. Все свое ему отдал, даже ключи от квартиры…

– И зубы свои золотые…

– Да знаю, читал заключение судмедэкспертов… Вы с Кольком зубы у одного стоматолога лечили, так?

– Ну да, он мне своего знакомого зубодера подсуетил.

– Ты и это учел, правильно… И то, что «умер», тоже правильно…

– Знаю, Бешеного завалили. Спелого тоже… Или врут?

– Да нет, – уныло вздохнул Колдун. – Не врут. Нет больше Толика. И Вадика тоже нет… Скоро на кладбище целая аллея из «братских» могил будет. Аллея бандитской славы… Ты бы, кстати, туда точно попал. Если бы не «помер»…

– Кто? Кто пацанов наших мочит?

– Слонцевские…

– Как-то неуверенно ты говоришь.

– Ну а кто еще может быть, кроме них? Толик их условия принять отказался. Вадик тоже… В городе «бригада» киллеров. Носом землю рыл, хотел дотянуться до них. Но не смог…

– Надо смочь.

– Ты думаешь, я могу?… Нет, не могу. Я теперь в этом городе никто.

– Не понял.

– Да все ты понял… Разговор был, кто вместо Спелого «общину» на себя возьмет. Так никто не хотел… Уже решили разъединяться. Чтобы каждый по себе. А тут Самбист. Я, говорит, мог бы взяться. Ну, братва согласилась…

– Значит, все-таки Самбист. Пришло его время…

– Он, родимый… Сейчас он у руля. Только я ему оказался не нужен. Иди, говорит, в пень. У него, мол, свой человек.

– Не у него, а у Боксера… Боксер за Самбистом стоит. Не под Самбиста наши пацаны отошли, а под Боксера… Кончилась наша власть. Теперь бал будет править Боксер…

– Очень может быть, – не стал спорить Колдун.

– Это Боксер, гад, наших пацанов мочил. Тихой сапой землю рыл… А мы на слонцевских грешили. «Бригада» неуловимых киллеров из Москвы. Туфта все это. Была «бригада». Только не столичная, а наша, местная. Боксер ее создал. И зашифровал ее конкретно.