Одно только радовало, если можно так назвать то, что не огорчало. Бунтарь Шмидт продолжает выкидывать номера. Этому парню стоило сохранить жизнь и использовать его для чего-то большего, чем дурацкие сражения в темноте.

Зотов стремительно вошел в личные покои Дудко. Интерьер этого грота был побогаче, чем у Ивана Васильевича. — У второго владыки имелся позолоченный, а может, и вправду золотой, человеческий череп без верхней крышки, использовавшийся как пепельница, имелась богатая коллекция старинного оружия и даже портативный японский телевизор на батарейках. О том, что по этой штуке можно смотреть, Федор Федорович, как и Иван Васильевич, знал только от бывалых людей. Никакие радиоволны на такую глубину не доходили. Телевизор Дудко иногда использовал как экзотический осветительный прибор.

Дудко вместе со своим гостем, его гонцом-любимцем Володей, лысоватым и кругловатым человечком под стать хозяину, сидел на кровати и играл в шахматы. За страшной давностью лет все уже забыли, что Володя когда-то был осужден как растлитель несовершеннолетних, был «опущен» в лагере и подвергнут жестоким мучениям, после чего сумел бежать, попал сюда и стал отличным гонцом, жадным, но преданным Дудко гораздо больше, чем Зотову.

Мозги Володи ворочались туго, вспоминая забытую за сорок земных лет игру. Он постоянно ошибался, делал неправильные ходы, но Федор Федорович его терпеливо поправлял.

— Ты что творишь-то, падла? — вопросил с порога Зотов.

Игроки обернулись. Даже в спрятанных в мясистом обрамлении глазках Дудко прочитался испуг.

— Значить, в шахматы его учишь? Замену мне готовишь? — уточнил свои подозрения Зотов.

— Нет. С ума, что ли, сошел?

Володя вскочил, поднялся с кровати и Дудко. Вымещая свой гнев, Зотов схватил Володю за грудки и поволок из грота. Гонец не оказывал ни малейшего сопротивления, только покорно переставлял ноги. На прощание Зотов разбил толстяку нос одним ударом и отшвырнул на пол штрека.

— Будешь подслушивать — прикончу. Вожди остались с глазу на глаз.

— Ты что, Вань, очумел? Какая тебя летучая мышь укусила? Давай садись, поговорим. Выпить хочешь? — примирительно спросил Федор Федорович.

— Нет, — отмахнулся Зотов, усаживаясь на табуретку. — А поговорить мы сейчас поговорим. Давно пора.

Дудко выжидательно молчал, отдавая инициативу приятелю. А Зотов долго не мог начать, сидел, широко расставив ноги, теребя нечесаную бороду. В умении рассыпать словесно-политический горох любой, самый захудалый командиришко-зотовофлотец дал бы самому Зотову сто очков вперед. Но сейчас требовалось выразить тяжелую думу, отягощенную к тому же негативными эмоциями.

— Вот что, Федор… — выдавил он, наконец, — у тебя полцарства и у меня. Давай что-то решать. Но менять ничего не будем. Как нами заведено, так и будет.

— Вань, а Вань, ты сам-то понимаешь, чего сказал?

В грубой мужской истерике Зотов схватил Дудко мощной лапой за плечо, потряс:

— Ты, параша лагерная, на хера газы применил? На хера супротив правил пошел.

— Какие газы?

— Не строй тута мне дурочку, хомячок. Мне мой адмирал доложил, Двуногий, что твои ребята во время боя какие-то газы выпустили. Моих пятьдесят два бойца погибли от газов…

— Ах, это… — Дудко невинно пожал покатыми плечами и улыбнулся. — Тебе что их, жалко стало? С каких это пор? Правнучка чувства пробудила?

— Ты правнучку мою не тронь!

— Не трону, не трону. Так ведь что-то новенькое хоть в нашей войне появилось. Теперь в людишках и страха, и злобы побольше будет. А то совсем закисать стали. Я давно хотел что-нибудь такое.

— А почему я про газы не знал?

— Сюрприз тебе, Ванечка, такой. Володя заказал, и его гонцы специально в Капустин Яр ездили. И риск большой, и деньги большие. С тебя еще должок.

— Я те дам должок! Башка-то у тебя есть аль нет? В пещере боевые газы пускать. Тут, чай, не чисто поле. Теперь еще сколько народу потравится? Ты знаешь, что до госпиталя моего достало, а? Чуть было детей не накрыло.

— Ну и что? — Мякиш лица Дудко вдруг окаменел, точно его опустили в жидкий азот.

— Как — ну и что? — Зотов даже оторопел.

— Иван, мы с тобой уже столько лет играем в живых людишек. И не корчи мне тут Лигу Наций. Может быть, ты себя считаешь еще за человека?

— А за кого же?

— Мне очень жаль, товарищ Зотов, если это так. На самом деле ты ошибаешься. На самом деле мы с тобой давно не люди, а нечто более высшее.

— Что?..

— Да. Не перебивай. Послушай мой план. Я тебя сто лет знаю. Через все грехи с тобой прошел и поэтому тебя уважаю. А то бы… Ладно. Надо воевать серьезнее. Чтобы больше людишек гибло. Пусть героини и не вылезают из быстрых гротов, рожают, как на конвейере. И жить станет веселее, и те, что выживут, станут настоящими чудовищами. А потом выпустим монстров из Соленой пещеры. Прекратим войну между собой, замиримся и начнем большую войну с теми. — Дудко выразительно ткнул пальцем в потолок.

— Как? — теперь очередь быть. напуганным выпала Зотову. — Да там же у них…

— Ничего там у них особенного. Сначала по ночам будем действовать. Уж наши нижние людоеды страху наведут. Вся округа опустеет. Потом и днем привыкнем действовать. А потом притащим каких-нибудь ученых. То есть не каких-нибудь, а самых лучших. Притащим технику и реактор Коломенского откопаем. А уж с ним-то вся Земля будет наша, — последние слова Дудко прошипел, как и подобает суперзлодею, уже с полным на то основанием не считающему себя человеком.

Зотов выдавил из себя улыбку, сел и сложил руки на коленях, с виду расслабившись. Призывая на помощь всю свою житейскую мудрость злого подземного божка, он понял, что глобальные планы Дудко — больная фантастика. И монстры эти из Соленой пещеры — существа неуправляемые. И снаружи у людей такая силища, что не одолеть их никогда. Страху на какой-нибудь район Тульской или Московской области навести можно, но и только. И этот реактор — подальше от греха — лучше не трогать.

Но он слишком давно знал Дудко. Знал, что в этом мягком теле таится железная воля, что это гораздо больше Дудко, а не его, Зотова, заслуга в том, что Система Ада существует именно в таком виде, как сейчас. Тверже всего Зотов понял, что на каком-то этапе ему самому в этих планах собеседника не останется места.

— Слушай, Федор, так ведь грех греху рознь. То, что мы с тобой уже нагрешили, это одно, а то, что ты предлагаешь, — во сто крат больше.

— Какая разница, идиот? Это между убийством одного человечка и двоих пропасть. А между убийством тысячи и десяти тысяч уже никакой разницы. Или ты этого не понял? Или ты не понял, что мы с тобой стоим выше всех грехов? Нам можно всё. Мы свободны. Это же счастье. Уничтожь свою правнучку и докажи, что ты свободен. Или давай я уничтожу ее…

Последнее предложение Зотов как-то пропустил мимо ушей.